Он не реагировал, и я, выгнувшись, дотянулась до кинжала на его поясе, вытянула оружие и полоснула себя по руке. Потекла горячая кровь. Осокин, бегущий следом, выругался.
— Теперь мне просто нужен огонь, — заорала я почти в истерике, глядя ему в глаза. — Разведите огонь и прикажите рядовому остановиться.
Он замер, словно налетев на стену.
— Вернов, остановитесь, — Взгляд капитана был стеклянным, и он рваными движениями из-за недействующей руки снимал с себя китель. Я так удивилась, что даже орать и вырываться перестала.
— Командир? — тревожно спросил Вернов, оглянувшись и тоже останавливаясь.
Командир щелкал зажигалкой, поджигая ткань — она занялась, и он с выражением крайней сосредоточенности на лице стал подбрасывать на нее ветки, лежащие поблизости. По волосам и плечу его текла кровь. Я помотала головой, стряхивая с щек слезы. Неужели у меня получилось внушение? За спиной капитана, за деревьями на лугу драконы защищали раненого сородича от раньяров, а из разнесенных дверей Вейна свистели пули.
— Прикажите рядовому меня отпустить, — попросила я недоверчиво.
— Вернов, отпусти, — ровно приказал Осокин, продолжая докладывать ветки, и приученный без раздумий подчиняться старшим гвардеец неохотно поставил меня на землю.
— Помогите ему, — попросила я нервно, бегом направляясь к крошечному костру и по пути подхватывая кусок долетевшей сюда замковой кладки размером с кулак. — Нужен большой огонь.
Рядовой хмуро и непонимающе взглянул на капитана, на меня, но кивнул, потащил к огню ветки. Осокин методично и немного заторможенно подкладывал их в костер, дым тек ввысь — и я запоздало сообразила, что нас точно заметят по нему, точно увидят. Внутри кто-то панически орал "Что ты делаешь" — но ревел дракон, которого грызли, кричали люди в замке, и оглушительно молчали пушки на всех башнях.
— Стрекозы сюда летят, — крикнул рядовой Вернов. Я развернулась. Со стен Вейна снимались раньяры, с десяток, один за другим, и направлялись к нам. Заметили. Заметили.
— Сейчас, — забормотала я лихорадочно, засовывая руку в пламя. — Сейчас… Отзовись, стихия от стихии моей.
Полыхнуло, и я протянула вторую, окровавленную ладонь вылетевшей из костра огнептице. Она пила, а первые раньяры уже спускались на опушку леса, метрах в пятнадцати от нас; Вернов застыл за стволом дуба между мной и замком, целясь во всадников из короткого автомата, — а Осокин все так же продолжал подкладывать ветки… уже шагнули под кроны деревьев первые иномиряне, настороженно издали глядя на меня…
— Белый волосы. Жена колдун Дармоншир? — громко спросил один из них, со страхом переводя взгляд с моего лица на полыхающего огромного сокола, который сидел на локте и опускал голову к ладони, чтобы сделать последний глоток.
Застрекотал автомат Вернова — повалились первые из иномирян, упал и спрашивающий — и огнедух, окунув клюв в кровь, поднял голову. А я, склонившись, мазнула ладонью по лежащему у моих ног осколку и крикнула, не имея времени придумывать имя:
— Нарекаю тебя Первым. Привязываю тебя к этому камню. Убей их. Убей.
Первый метнулся вперед — и я зажмурилась, потому что полыхнуло, истошно, мучительно заорали люди, раздался сухой треск, завоняло паленым мясом, понесло вонью муравьиной кислоты… Отвернулась и снова, под автоматные очереди проговорила, держа руку в костре:
— Отзовись, стихия от стихии моей…
К лесу бежали иномиряне с оружием, неслись раньяры. Энтери с сородичами поменяли тактику: молниями рушились на них с небес, выхватывали инсектоидов одного за другим и уносились с ними на недосягаемую для стрекоз высоту — оттуда летели ошметки хитина, обезглавленные туловища, люди, визжащие от ужаса или уже мертвые. Раздался грохот гранотомета — и еще один из драконов с искалеченным, разорванным крылом, со страшной раной на боку упал на землю.
Я, окровавленная, с разрезами на ладонях, на локтях, на плечах, одного за другим вызывала огнедухов и привязывала их к камню, уже бурому и мокрому. Второй, Третий, Четвертый… ввысь, мои птахи. Резала себя, чтобы не терять время — пока пил один, я звала из огня второго и не чувствовала боли от ужаса, от запаха гари, вызывающего слезы, от тошнотворного вида обгорелых трупов на опушке, вони муравьиной кислоты и десятков летящих ко мне стрекоз. Деревья впереди полыхали, дымился и луг от прикосновений моих огнептиц: я отправляла их помогать раненым драконам с наказом не прикасаться к самим ящерам, я одну за другой отправляла их в небеса, я приказывала им лететь в замок и, не трогая тех, кто защищается, убивать нападающих. Я кричала, срывая голос, движением рук бросая их в бой, заклиная их спасти нас всех, и огненные крылья мелькали у меня в глазах калейдоскопом, и я не видела, не слышала ничего вокруг.
— Моя госпожа, хватит, хватит.
Из рук у меня выбили нож, и Вернов, закрываясь рукой от взлетевшей с моего плеча огнептицы, оттащил меня от костра и прямо перед носом Осокина с остервенением стал затаптывать огонь.