Королевская кровь. Книга 6

Люк грязно выругался. Χорошо хоть, что почти неслышно.

— Я надеялся…

— Ты недооценил опасность и чуть не погиб, — жестко впечатывал слова король, сверля его пронзительным блекло-голубым взглядом, — ты недооценил противника и оказался в еще худшем положении, чем раньше! Да, — вдруг тон его смягчился, — похвально то, что ты не сдаешься, и я ценю твою отчаянность и смелость. Но есть разница между упорством и глупостью, Лукас! Нельзя мыслить столь местечково и ограниченно. Я дал тебе в руки возможность безболезненно склонить эту Рудлог к браку, при этом вся ответственность лежала бы на мне, и все недовольство было бы направлено на меня. И что я вижу? Прекраснодушного осла!

Дармоншир чувствовал себя ровно так же, как когда его примерно в тех же выражениях отчитывал Тандаджи. Но главное он ухватил.

— Не нужно фотографий в прессу, ваше величество, — сказал он настойчиво, ощущая, как оглушающе противно звучит поражение. — Уничтожьте их. Клянусь, завтра Марина Рудлог станет моей женой.

— И почему я должен тебе поверить, Лукас? — внимательно поинтересовался король. Люк пожал плечами и немного даже высокомерно ответил:

— Я даю вам свое слово, ваше величество. Считайте, что я проникся государственной необходимостью.

Инландер курил, прислонившись спиной к зеркалу, задумчиво разглядывая опального герцога.

— Даю тебе время до вечера, — проговорил он. — Фотографии я сожгу сегодня поутру, как вернусь во дворец. Считай это авансом моего к тебе доверия. И не разочаровывай меня еще больше, Лукас.

— Вас опасно разочаровывать, ваше величество, — едко усмехнулся Люк. — Не представляю, отчего вы меня ещё терпите.

Король сунул окурок в пепельницу, подошел к Люку.

— Потому что, — сказал он неожиданно ровно, — мы очень похожи, Лукас. Мы оба не любим давления, но через года вспоминаем именно тех учителей, которые заставляли нас жилы рвать, чтобы чего-то добиться. Нам нė свойственна организованность, и поэтому, когда в ней возникает нужда, она превращается в педантичность. Я вижу в тебе потенциал, Лукас, а в твоих прошлых метаниях вижу себя. У тебя много сил, которые ты тратишь на ерунду. Поэтому тебя нужно обуздывать, направлять в нужную колею — иначе ты израсходуешь себя впустую. Тебе это кажется жестокостью? Пусть. Когда-нибудь ты вспомнишь меня и скажешь cпасибо. Как я говорил спасибо отцу, хоть он и ломал меня, молодого обалдуя, через колено. У него случались oшибки, но по сравнению с тем, что он дал мне — пусть вопреки моей воле, — это ничто.

Он на мгновение сжал пальцами плечо Люка, обалдевшего от этого тона и подтекста, поколебался, словно желая что-то сказать, поморщился, развернулся и ушел к зеркалу.

* * *

Луциус Инландер вернулся в дом женщины, стойко выносящей его невыносимый характер, задумчиво покурил в гостиной и, тихо открыв дверь в спальню, скользнул в кровать. Повертелся, приподнялся на локте, рассматривая леди Шарлотту. Ему вдруг, после выволочки, которую устроил Дармонширу, стало кристально ясно, что он сам ничуть не лучше. Сегодня днем пройдет церемония памяти Магдалены. Он соблюдет все внешние приличия, но ждать дальше смысла нет.

Εго величество аккуратно откинул черную прядь с лица леди Шарлотты, посмотрел на морщинки у ее глаз, у рта, резкие сейчас в свете ночника, и погрузился в воспоминания. Первый раз Луциус увидел ее ещё малявкой — ему было шесть, ей четыре, и она плакала от страха, потому что Тери показал ей паука. Лотти, как и Магдалена, всегда была где-то рядом, незаметно как-то росла, расцветала — и вот однажды он увидел ее, шестнадцатилетнюю, раскрасневшуюся, потерявшую шляпку и отчаянно, бесстрашно несущуюся на огромном жеребце по полю. И черные волосы стелились за ней, похожие на плащ колдуньи, и в свете утреннего солнца казались зеленоватыми, как малахит.

Какой юной, смешной и свежей она была. Как пугалась поначалу его внимания и как доверяла ему потом.

— Лотти, — позвал он тихо и нетерпеливо. Раз решение принято, нужно же его озвучить?

— Что, Лици? — глухо и сонно, не открывая глаз, отозвалась графиня. Подтянула на плечи одеяло.

— Завтра утром мы поженимся. Станешь моей җеной, Шарлотта?

— Удивительно, что ты еще интересуешься моим мнением, — пробормотала она насмешливо и придвинулась ближе, сдерживая зевок.

— На самом деле я все уже решил, — несколько высокомерным шепотом признался его величество, поворачиваясь на спину — леди Лотта тут же обняла его, поцеловала в плечо.

— Я так и подумала. Можно было и не будить меня, Луциус.

— Пока брак будет тайным. Служитель умеет молчать. А через год сделаем официальную церемонию. Если…

— Что «если», Лици?

«Если божественный отец мой поможет дожить до той поры и изменить судьбу».

Впервые за долгое время он смотрел в будущее и не видел ничего. Ни удушающего последние месяцы ощущения близкой смерти, ни счастья. Можно ли это принять за надежду?

— Ничего, Шарлотта. Может, наконец-то у нас все будет нормально. Может, ты мне еще детей родишь, а?

Графиня с горькой нежностью улыбнулась ему в плечо.

— Спи, Лици, — сказала она. — Все будет так, как ты хочешь. Отдыхай.

Глава 18