В спальню они вернулись поздно. Игорь до этого молчаливо очищал с противня сгоревшие пирожки и думал, как же она должна сейчас презирать его. А на Люджину напал зверский аппетит и она ела и ела, пила молоко, чай – а когда полковник оглянулся в очередной раз, увидел ее уже мирно спящей на столе. Отставил испорченный напрочь противень, подхватил ее на руки и понес в кровать. Поколебался – стоит ли оставаться здесь после того, что ухитрился наговорить – и натворить – и все же аккуратно лег с краю.
Ночью капитан проснулась – и он проснулся, словно все это время во сне слушал ее. Она пошарила рукой по тумбочке, вздохнула тяжело.
– Люджина? – виновато позвал он.
– Пить хочу, умираю, Игорь Иванович, – сонно объяснила она. – И вставать неохота.
И он почти радостно сбегал на кухню, принес ей воды – и лежал на спине на самом краю, и слушал в сумраке, как она пьет. Капитан поставила стакан, зашевелилась, подползла к нему, тихо обняла – и заснула.
А он не сразу заснул. Все прислушивался к ее дыханию, гладил ей живот и удивлялся – как, как же ему могло так повезти?
Несколько часов после возвращения в замок Вейн и разговора с Леймином его светлость провел в кабинете, категорически запретив кому-либо заходить. Люк думал – и в раздражении отбрасывал одно решение за другим.
Проигнорировать требование Луциуса? Он выполнит свою угрозу не моргнув и глазом. И Марина действительно сорвется сюда с требованием жениться – но в ее памяти муж навсегда останется слабаком, который позволил сделать ей больно. Не защитил. И если уж он сам так отреагировал на факт слежки, то в какое же неистовство придет Марина? И обвинит его, обязательно. Да он, и правда, виноват – расслабился, не приказал проверить берег, не захотел, чтобы там присутствовала даже собственная охрана. Чтобы хоть кто-то, хоть краем глаза увидел его женщину.
Теперь вот расплачивайся, Кембритч.
Выкрасть Марину, доставить в часовню и поставить перед фактом? Она, конечно, упрется, разозлится, и придется заново тщательно выстраивать отношения.
Хорошо. А если не красть? Сделать все красиво. Позвать к себе – а он сумеет ее уговорить, – напоить вином, залюбить до отсутствия мыслей и предложить романтическую авантюру? Здесь вероятность согласия, конечно же, выше, но если откажется – останется только все же признаться во всем и жалко просить ее содействия. Разве может он себе это позволить?
– Зацепить Луциуса… зацепить… – Люк в очередной раз матерно выругался в адрес короля, – чем зацепить-то?
Если даже угроза обнародования информации про королеву Магдалену и ее проклятые награды Инландера не испугала? Сказать ему, что о его шантаже узнает мать? Смешно. Его величество легко переступит и через любовницу, и через всех шестерых богов, если они будут стоять на его пути.
Люк, как всегда при мысли об отношениях матери и короля, поморщился и поспешно переключился на дальнейшие размышления. Касайся нынешняя проблема кого-либо другого, не Марины, он бы рискнул взяться за любой из вариантов. Но с ней цена ошибки слишком велика. И герцог курил, и тщательно, слово за словом выстраивал планы, варианты отходов при неудаче, дублирующие действия… как военачальник перед сражением. Но ему было кисло, и никак не возгорался внутри привычный азарт, вызванный трудной задачи.
А ещё его светлость окончательно убедился в том, что даже у него, видавшего все и циничного сверх меры, чувства глушат разум. И ехидничал по этому поводу сам с собой, и смирялся, признавая – да, так оно и есть. Казалось бы – чего такого – заставить третью Рудлог волей или неволей согласиться на срочный брак. Но Люку хотелось иного. Ему хотелось, чтобы состоялась свадьба, которая прогремит на всю Туру – и пусть все узнают и запомнят, что Марина принадлежит только ему.
Вечером, когда наконец-то в голове выкристаллизовался простой и четкий план, герцог вышел из кабинета и прошелся по замку. Чертыхаясь. Кто бы мог подумать, что здесь столько зеркал?
Вряд ли Луциус круглосуточно наблюдает за ним, но нужно было себя обезопасить.
Люк спустился в подвалы – туда, где содержались братья Дьерштелохты, и там уже, не выпуская из поля зрения дверь – чтобы никто не вошел, закурил и набрал на телефоне Марину. И постарался следить за дыханием, помня, что каким-то чудом она чувствует, когда он врет.
– Привет, – проговорила она в трубку почему-то шепотом.
– Привет, детка, – с удовольствием ответил он. – Занята?
– Мы в Бермонте у Полины, – так же тихо объяснила третья Рудлог. Люк прислушался – странные звуки на фоне оказались медвежьим порыкиванием. Оно отдалялось, что-то глухо похрустывало, и Марина уже громче сказала:
– Я отошла подальше, чтобы не пугать сестер непривычно широкой улыбкой. Они, боюсь, ещё не готовы к моим нежностям.
– Зато я готов, – усмехнулся Дармоншир. – Заглянешь сегодня ко мне? Связывать и оставлять на ночь не буду, обещаю.
– Проголодались, ваша светлость? – коварно поинтересовалась Марина – и он прикрыл глаза от возбуждения и хрипло признался:
– Вот сейчас я ощутил дикий голод, детка.