Люк снова поднял бинокль. Над дальним лесом взлетели около пятидесяти раньяров — и они целенаправленно двигались к фортам. Завыла сирена, на башнях форта защелкали, поворачиваясь, орудия — привычные уже к отстрелу летающих на разведку стрекоз, — с четырех сторон раздалось: "Огонь" — и забухало, заставляя дрожать каменные стены, засвистело… В стае раньяров начали расцветать огненные всполохи — и то одно, то другое чудовище падало вниз.
— Огонь.
Снова загрохотало. Форт заволокло дымом, послышались щелчки отстреливаемых гильз. Люк, отступив под прикрытие башни, следил за приближающимися инсектоидами в бинокль, и всматривался, хмурясь и пытаясь понять, что видит.
— Они несут что-то, — сказал он Фросту. Покрутил окуляры прибора, но от дыма видимость сильно ухудшилась.
— Огонь.
Грохот, взрывы, дрожь земли… Уцелевшие раньяры были уже совсем близко — и отчетливо стало видно, что именно они несут.
Люди. Инляндские солдаты. Зажатые в лапах и в челюстях, содрогающиеся, еще живые. Форт замер, а стая со всадниками пронеслась высоко над четырьмя замолчавшими башнями, и жертвы с криками ужаса полетели на каменные стены и брусчатку, разбиваясь насмерть.
— Скоты, — сдавленно прошептал полковник Фрост. — Какие же скоты… — Он развернулся к одной из башен и заорал — его длинное лицо с седыми бакенбардами наливалось кровью. — Огонь, бл***. Огонь, чтобы ни одна тварь обратно не долетела.
Орудия и так работали, как бешеные — а меж упавшими двигались санитары, щупая пульс, в надежде найти живых и оказать помощь.
Вечерний совет начался тяжело. Люк уже знал, что никому из жертв акции устрашения выжить не удалось. Знал и то, что на коже некоторых из них было вырезано по-рудложски слово "сдавайтесь". Их, безымянных, сфотографировали, чтобы хоть так иметь возможность опознать в будущем, и похоронили в лесу за фортами. Первые павшие еще не начавшейся битвы, первые могилы — и все понимали, что вскоре их тут будет множество.
Слухи о происшествии за какой-то час облетели все форты.
— Как бы то ни было, а своего они добились, — резюмировал полковник Фрост на вечернем совещании. — Люди в панике, ваша светлость. Не все. Но уже есть дезертиры. Боевой дух подорван, и нужно что-то с этим делать.
Люк и сам видел днем страх в глазах бойцов форта — и как они поглядывали туда, где замывали пятна крови на брусчатке. Он вздохнул. В управлении толпой он никогда не был силен. Вот в игре один на один — другое дело.
— Объявите построение, — приказал он. — И сделайте так, чтобы в других фортах меня тоже слышали.
Через полчаса на плацу Третьего и всех остальных фортов выстроился личный состав, от новобранцев до опытных офицеров. Люк поднялся на стену, кивнул в ответ на "Здравия желаем, в-а-а-а-ша свет-лость" и осмотрел солдат.
От них ощутимо тянуло холодным страхом и вязким отчаянием. Ощущал он и вспышки злости, и угрюмую решимость, и нетерпение — здесь, на этой стене, перед сотнями людей его восприимчивость словно возросла в десятки раз. И то, что он чувствовал, ему не нравилось. Люк выдохнул и заговорил в микрофон — и по всем фортам из динамиков зазвучал его голос:
— Солдаты и офицеры, — хрипло начал он, — инляндцы. Сегодня мы видели наглядную демонстрацию того, что с нами сделают, если мы не вцепимся в эти стены, эту полосу земли зубами и не отстоим ее. Нам показали, что плен хуже смерти. А это значит, что нам ничего не остается, кроме как победить или умереть в бою.
Страх собравшихся стал плотнее, холоднее — еще немного, и начнется паника.
— Нельзя отступать, — крикнул Люк. — Некуда отступать. Мы — последний оплот Инляндии. Мы надежда наших родителей, жен и детей. Но даже если мы отступим, если дрогнем, война все равно придет за нами и нагонит нас — наши товарищи, пришедшие из районов, занятых врагами, это подтвердят. Вы боитесь? Не боятся только мертвые. А мы еще живы. Мы — живы. И даже если жить нам осталось немного, нужно забрать с собой как можно больше врагов.
Страх и злость дрожали, смешиваясь, перетекая одно в другое.
Люк выдохнул и продолжил:
— Я, герцог Дармоншир, такой же сын этой земли, как и вы, говорю: я буду драться наравне с вами, буду сражаться, пока хватит сил. Так, чтобы мне не стыдно было перед богами. Ради наших матерей, жен, детей. Я не подведу их. А вы? Вы не подведете? Не слышу.
— Нет, — раздался неуверенный выкрик из строя.
— Нет.
— Не подведем.
— Громче, — приказал Люк.
— Не-под-ве-дем.
— Громче, — повелительно и оглушающе рявкнул он, чувствуя, будто удерживает всех вокруг невидимыми напряженными нитями.
— Не-под-ве-дем-ва-ша-свет-лость, — покатился над фортами дружный рев. Страх сменялся решимостью, ощущением единства. Крепости откликались друг другу, и громко неслось над старыми стенами дружное: — Не-под-ве-дем-не-под-ве-дем-не-под-ве-дем.