Королевская кровь. Книга третья

Тандаджи, выслушав его соображения с невозмутимым лицом, кивнул, мгновенно подписал указ о предоставлении капитану Дробжек оплачиваемого отпуска на реабилитацию и оплате всех необходимых процедур и лекарств. И словно невзначай поинтересовался:

— Ты ее куда возвращать собрался? В ведомственное общежитие? Или…?

— Или, — сухо ответил Стрелковский и тидусс чуть улыбнулся — самыми уголками тонких губ.

— Будешь забирать Дробжек, позвони Кляйншвитцеру, — сказал добрый начальник разведуправления, — он сориентируется по тебе и заберет вас через Зеркало. Я уже договорился.

— С меня коньяк, — отозвался Игорь Иванович и с удовольствием увидел, как отчетливо поморщился Тандаджи.

Ренсинфорс встретил агента Стрелковского белыми, чуть заснеженными кривыми улицами, легким морозцем и прозрачным, чистым воздухом, в котором яркие высокие дома столицы Бермонта с их праздничной архитектурой казались невероятно четкими и веселыми от осеннего низкого солнца. Машин было много, и до королевского лазарета Игорь добирался долго, разглядывая настенную живопись и многочисленные, выставленные у подъездов многоквартирных домов резные фигуры животных в натуральную величину. Видимо, резьба по дереву была здесь чем-то вроде национального вида спорта.

Он проезжал мимо деревянных огромных лосей, «щиплющих траву» по обе стороны от дверей, оленей с очень натурально выполненными рогами, рысей, зайцев и лис с волками. И, конечно, количество медведей побивало все рекорды. Медведи на задних лапах, медведи на четырех, ловящие рыбу, держащие в лапах фонари, спящие, играющие медвежата… Они были везде. И на флагах, и на наклейках на дверях ресторанов, и на административных зданиях.

Тяжеловесный и мрачный замок Бермонт с шагающим медведем на трепещущем на шпиле центральной башни флаге смотрелся в этом ярком городе чуждо, как бронетранспортер среди лакированных розовых и голубых дамских машин. Впрочем, характер бермонтцев был под стать замку. Ну а цветные крыши домов, многочисленные фонари, резные фигуры и яркие рисунки на стенах — цветы, трава, летние пейзажи — ответ длинной и холодной зиме, попытка хоть так расцветить белое безмолвие, в которое погружается страна почти на пять месяцев.

Игорь доехал, дождался врача с обхода и наконец-то направился в палату к Люджине. Ее перевели из реанимации в терапию, и в коридоре, по которому шагали полковник с доктором, не чувствовалось той глухой и заставляющей понижать голос тревоги, которая была разлита на этаже реанимационного отделения. Там было тихо — а здесь слышались голоса и смех пациентов, ворчание медсестер, кто-то говорил по телефону, кто-то смотрел телевизор.

Люджина сидела на аккуратно застеленной кровати, с папкой медицинских документов рядом, на зеленом покрывале. Собранная, бледная, чуть похудевшая, с внимательными синими глазами, пробивающейся черной щетиной на обритой голове и кривым розоватым шрамом, пересекающим макушку. И в какой-то бежевой пижаме.

Как это он не подумал, что нужно приехать с одеждой?

— Полковник, — сказала она радостно и попыталась подняться навстречу. Позади него сердито вздохнул доктор.

— Люджина, вставать я вам разрешил только через неделю. Полковник, пожалуйста, проследите за этим. Пациентка упорно хочет продлить себе срок реабилитации. Сейчас сюда подвезут коляску и вы сможете транспортировать ее. А уж в Рудлоге только на вас вся надежда. Где она будет наблюдаться?

— В королевском лазарете. Завтра прием у врача. И, конечно, прослежу, — пообещал Игорь. Капитан Дробжек сидела смирно, но руки ее дрожали.

— Тремор будет сохраняться до месяца, — пояснил хирург, — как и некоторая раскоординированность в движениях. Потом все встанет на место. Еще нормативы чемпионские сдаст, если предписания все будет выполнять. Все мои рекомендации в папке. И, если будут вопросы, обязательно звоните. Не забудьте дать мой номер врачу!

Они обменялись рукопожатием, и доктор ушел. А они остались ждать медсестру. И Стрелковский молчал, думая, как начать разговор. И капитан молчала, вопросительно и немного удивленно глядя на него.

— Как вы чувствуете себя? — спросил он, когда пауза стала слишком очевидной.

— Слишком слабой, — хрипло ответила Люджина. — Как старушка. Руку поднять и то тяжело. Вы думаете, как сказать, что я уволена, полковник? — без всякого перехода спросила она.

Женщины. И когда она успела напридумывать себе всякого?

— Не говорите глупостей, — резковато ответил он, — почему вас должны уволить?

— По служебному несоответствию, — спокойно сказала капитан. — Я слишком слаба как боевой маг.

— Люджина, — Игорь потер пальцами переносицу. — Вы остаетесь в Управлении. Вас отправили в отпуск, все реабилитационные процедуры будут оплачены. А думаю я о том, как сказать вам, что вы будете продолжать лечение в моем доме. Так, чтобы вы не заупрямились и не отказались.

Облегчение в ее глазах сменилось хмурым недоверием.

— Зачем это вам, полковник? Мне не нужна благотворительность.