Мерзкие, намеренно причиняющие боль слова, которые уже не затолкать обратно. И хочется вскочить из-за стола — то ли бежать к ней извиняться, то ли отступить в свою комнату и поплакать.
— Марина, — резко вступил в разговор Байдек, и я с трудом заставила себя посмотреть на него, — если у них вместо одной заложницы окажутся две, то обстановка усложнится еще больше.
У него было такое лицо, будто он сейчас зарычит и долбанет кулаком по столу. И тогда все, равновесие в семье треснет, рассыплется. Не будет больше легкости на семейных обедах, и не смогу я снова прийти к нему за помощью и советом.
Василина молчала, бледная, с холодными глазами, почти незаметно пододвинулась к мужу, потянулась к нему. За поддержкой. Ведь у нее всегда есть, кому поддержать.
Я вдруг осознала, что она не только моя старшая мягкая сестра, она государыня Рудлога, и нет у меня права перечить ей.
Отец и младшие глядели на меня с укоризной.
Тишина стала удушающей, и я не выдержала. Сняла с колен салфетку и трусливо сбежала в свою комнату.
Вечером, после метаний по комнате, выкуренных сигарет и ругани на саму себя, я поскреблась к Василине в покои. Зашла, наткнулась на строгий взгляд Байдека, умоляюще посмотрела на него.
— Она в спальне, — сухо сказал Мариан и кивнул на дверь.
Вася сидела перед зеркалом, расчесывала свои кудряшки, повернулась — я стояла, нервно сжимала руки — и она посмотрела без злости, улыбнулась грустно и понимающе. Так, что захотелось зареветь от того, какая же я тварь.
— Васюш, — всхлипнула я, подошла, опустилась на пол, уткнулась носом ей в колени, — прости. Я так боюсь за Ани. Не сердись на меня, пожалуйста. Я так боюююсь!
Она погладила меня по волосам, как маленькую, прижала к себе — и напряжение, сковывавшее мое тело, растворялось от этого тепла и любви, от того, что она все равно со мной и все равно моя, что бы я ни натворила. Я рыдала ей в ноги, выплакивая свой страх и свои кошмары, а она обнимала меня, как мама в детстве, и не было сейчас никого ближе ее.
— Я тоже боюсь, Мари, — сказала, наконец, сестренка тихо и как-то потерянно. — Все время боюсь что-то сделать не так, принять не то решение. Но теперь не имею права действовать из страха.
Я сжала ее крепче, пытаясь впитать ее силу, которой никогда не замечала ранее. Хотя все должно было быть наоборот. Семья — та скала, на которую она опиралась, из которой должна была черпать уверенность, и не имела я право расшатывать эту опору.
Что такое мои дерганья, по сравнению с той неподъёмной ношей ответственности, которая легла на ее плечи?
— Все будет хорошо, — шепнула она мне в макушку, — обязательно будет, Мариш.
И на тот момент я ей поверила.
Эльсен откашлялся, привлекая мое внимание, и я поняла, что так и зависла — с сигаретой во рту и зажигалкой в руке. Прикурила, облокотилась на прохладную стену, стараясь не улыбаться, глядя на руководителя. С утра я узнала, что нам завезли новую форму от неизвестного спонсора. Форма была, мягко говоря, пестренькой, настолько, что могла спровоцировать приступ эпилепсии у чувствительных пациентов. Но Эльсен был невозмутим в светло-голубом комплекте с какими-то абстрактными фиолетовыми и розовыми разводами.
— Я тут на днях имел занимательный разговор, — сообщил мне хирург, хмуря кустистые брови над спущенными чуть ли не на кончик носа очками. — Позвонил главврач Королевского Лазарета. С оччень, кхм, заманчивым предложением. Предложил заведующего отделением и недурственный оклад. При условии, что я уйду на новое место не один, а с ассистентами и медсестрами. Как вы думаете, кому я обязан столь щедрым предложением на старости лет?
Мне стало неловко.
— Я тут ни при чем, Сергей Витальевич, — серьезно ответила я, — скорее всего, инициатива службы безопасности. Я поговорю, чтобы вас больше не беспокоили. Или вы согласились?
— Хрм, хрм, — недовольно покашлял хирург и повторил: — я слишком стар, чтобы менять привычки, Марина. Деньги мне не нужны, пациентов своих не оставлю. Туда же, к вам, простым смертным не попасть?
Я покачала головой.
— Вот-вот, — пробурчал Эльсен. — Борзые все слишком. Пойди Эльсен туда, пойди Эльсен сюда… а я здесь уже двадцать три года. Ты, кстати, учиться собираешься?
— Опоздала я учиться, Сергей Витальевич.
— Ну-ну, — он снова поглядел на меня, отхлебнул шумно кофе из кружки. — Мне же лучше. Все метят в хирурги, а хороших медсестер не найти. Я тебе вот что скажу, Марина Михайловна. Мне с тобой оперируется легко. И гладко все проходит. Давно приметил. Так что думай. Операционную практику тебе минимум десять лет нарабатывать, нужно ли?
Мне не хотелось обижать старого ворчуна, и я неопределенно пожала плечами. В любом случае, времени подумать теперь много — до следующей осени, когда будет новый набор.
Вечером я сидела в кресле гостиной и задумчиво крутила по гладкой поверхности столика свой телефон. Позвонить? Не позвонить?
Трубка зажжужала, поехала в сторону, и я протянула руку — в животе что-то сжалось, ухнуло вниз. Но это был Мартин.