Королевская кровь. Темное наследие

Студент с готовностью оглянулся, чуть потемнел лицом – в приемной уже стояло три букета, – но послушно взял вазу. Дальше она не смотрела – дописывала письмо. Можно было бы напечатать, конечно, но особая корреспонденция – к главам других учебных заведений, к людям, занимающим высокие должности, – требовала в знак уважения писать от руки.

Студент помялся рядом, и она снова подняла голову.

– Очень красивый букет, – сказала Катерина мягко, но с вполне однозначным намеком.

Студент вздохнул.

– Павел. Сухоплатов.

Катя посмотрела на часы. Но тут зловеще заухал филин – и за нее ответил ректор, появившийся в дверном проеме:

– Пара начинается через семь минут, господин Сухоплатов.

– Да, Александр Данилович. Извините, – парень неохотно покинул помещение.

Катерина покосилась на начальника. Тот ответил насмешливым взглядом.

– Разбиваете сердца моим студентам, Катерина Степановна?

– Я ничего не делаю, – сдержанно ответила она.

– Да не сжимайтесь вы снова, – сказал Свидерский с досадой. – Я шучу. У меня такое ощущение, что вы меня побаиваетесь, Катерина Степановна.

Она не ответила. Что отвечать, если так и есть? Свидерский за все время, что она работала здесь, ни разу не повысил голос, даже когда поначалу она ошибалась по-страшному. Ни разу не выразил недовольство, был терпелив, всё объяснял. Но ей все время казалось, что это ненадолго. Что все это маска, и вот сейчас он разозлится по-настоящему и проявит себя во всей красе. И понимала она, что это «наследие» от мужа, чтоб ему на том свете все воздалось, а поделать с собой ничего не могла.

Катя старалась не показывать своей настороженности, но ректор все равно замечал. И как она избегает прикосновений. И как нервничает из-за его оценивающих взглядов, которые он и не скрывал. Ей все время хотелось опустить глаза и отступить, но она сдерживалась и смотрела куда-то начальнику в переносицу.

– У меня для вас есть задание, зайдите, – Александр развернулся и отправился в кабинет. И Катерина, задержавшись на несколько секунд, чтобы посмотреть на себя в зеркальце и тронуть губы красной помадой, захватила блокнот и пошла за ним.

– Кофе, Катерина Степановна? – предложил Свидерский, когда она вошла в кабинет. Катя покачала головой.

– Разве это не моя обязанность, Александр Данилович?

Бывшая секретарь, Неуживчивая, номер которой Катерина первую неделю набирала по двадцать раз на дню и которая учила ее премудростям работы с терпеливостью монахини, позвонила сегодня, чтобы проконтролировать дела, – и высказала свое негодование тем, что начальнику не варят кофе и не приносят обед. Катя пообещала исправиться.

– Ваша, – согласился он с улыбкой. – Но я кофеман. Могу до десяти чашек в день выпивать. Осилите бегать туда-сюда?

– Я осилила нормативные акты, – сказала она ровно, – теперь, думаю, невозможного для меня не существует.

– И то верно, – проворчал ректор. – Ну пожалуйста, приступайте.

И когда она колдовала над кофемашиной, и когда склонялась за капсулами – отчетливо чувствовала на спине его взгляд. Будь это просто мужской взгляд, Катя бы не нервничала так. Но ей постоянно казалось, что там есть что-то еще. Словно он подозревает, что она канцелярию ворует, что ли.

Впрочем, она сама привыкла наблюдать за начальником исподволь. Своеобразная терапия. Поиск отличий от мужа.

Двигался Свидерский скупо, в отличие от знакомого ей экспрессивного Мартина и от высокомерно-небрежного герцога Симонова. Не любил костюмы, но постоянно носил пиджаки, однако вечерами, когда заканчивалось приемное время, Катерина часто заставала его в рубашке, с закатанными рукавами. Излучал доброжелательность и уверенность. Больше любил двигаться, нежели сидеть, – письма и приказы диктовал, быстро прохаживаясь по кабинету. Симонов не был толстым, но тело у него было нетренированное, ленивое. А Свидерский, хоть и казался худым для своего роста, мог похвастаться крепкими мышцами. Во всяком случае, по дому он ее пронес не запыхавшись. Подмечал мелочи: «У вас новая помада? Приятный оттенок». «Не выспались?» «Устали?» Легко говорил комплименты – она уже успела привыкнуть к его «Чудесно выглядите, Екатерина Степановна». И постоянно наблюдал за ней – оценивающе и забавляясь, будто охотник, смотрящий в прицел на зайчиху с зайчатами.

– У вас же здесь есть кухня, – сказала Катя, возвращаясь с двумя крошечными чашечками на блюдцах. – Можно варить, а не прибегать к механике. Вкус совершенно другой.

– Умеете? – он сощурился, глаза блеснули.

– Я много чего умею, – ответила она легко. Села на кресло, пригубила напиток и едва заметно недовольно хмыкнула: права, совсем не то.

– Сами напросились, Екатерина Степановна, – ректор свою порцию выпил залпом и вздохнул, тронул языком уголок губ, где осталась темная полоса. – В следующий раз вызову вас, сва́рите. Оценю ваши таланты.

Катерина кивнула.

– У вас было ко мне дело, Александр Данилович.

– Да, – Свидерский крутанул чашку на блюдце. – Скажите, Екатерина Степановна, как ваше окружение отнеслось к новой должности? Ведь, если откровенно, она не по статусу вам, совсем не по статусу.