Королевская няня (СИ)

И в ней много прекрасного. Куда больше, чем многие думают.

Я лежала на заправленной постели, хоть на часах уже минуло три ночи. Тюрбан на голове, волосы не просохнут — и ладно. Пижама драная и застиранная настолько, что футболкой только пол мыть — зато какая мягкая, а штаны превращены в шорты ловким движением ножниц. Я морщилась от боли в носу и иногда вытирала слезящиеся из-за синяков глаза.

Моё лицо имело свойство всё принимать всерьёз. Пощёчина? О’кей, сделаем тебе полфизиономии алой, как помидор. Синяк под глазом? А давай заплывёт до самой носогубной складки. Мошка укусила? Как насчёт огромных вареников вместо губ? Удар в нос? О-хо-хо! Мы сделаем из тебя хронически больную синюшную мадам.

И вроде бы всё не так страшно, а по ночам, когда не спится и глаза краснеют от бессонницы, всё становится совсем плохо.

— Тук-тук, — обозначила себя Даша. — К вам можно?

— Можно, — отозвалась я и только потом посмотрела на часы.

Не показалось. Это Даша. И она пришла в три утра.

— Ты что тут делаешь среди ночи?

— К вам там это… пришли! — прошипела она.

Даша по ночам — это умора. Она ходила в настоящем чепце, потому что прятала под ним настоящие бигуди, чтобы утром выходили… ну почти настоящие кудри.

К этому ещё плюсом шёл цветастый халат в пол! Под ним «сорочка» до пят и розовые тапки. И это молоденькая девушка, которая выглядит как бабушка.

— Кто?

— Он! — многозначительно шепнула Даша и округлила глаза.

— Кто «он» Даша? Конкретнее!

— Идите!

И скрылась, зависнув в гостиной у двери в свою комнату.

Я соскочила с кровати и как есть, в пижаме, поплелась за ней.

Бигудей я не носила, зато был тюрбан из полотенца и лейкопластырь на носу. Вид самый домашний, но раз уж «он» никак не был идентифицирован, видимо, либо за дверью сам Путин, а значит, снятое полотенце делу не поможет, либо кто-то ну совсем непонятный, чьего имени Даша попросту не знает. То есть на его мнение можно и забить.

Открыла дверь, посмотрела три секунды на гостя и захлопнула как было.

— Твою мать, Даша, ты по-русски сказать не могла?

Она виновато вздохнула и скрылась из виду в своей спальне.

Я стянула полотенце, оторвала лейкопластырь, взвизгнув от боли, растрепала как попало высохшие волосы и выдохнула.

Он… ну надо же.

Иван Анатольевич смотрел на меня удивлённо, а увидев слезящиеся, теперь ещё и от резко оторванного пластыря, глаза, решил будто что-то стряслось.

— Лиза? — и он потянул меня к себе, будто в нашей вселенной (очевидно какой-то совершенно параллельной) это нормально.

— Простите, — глухо прошептала я.

Внутри ворочалась какая-то огненная змейка. Она возилась в животе как мерзкая изжога и почему-то перекрывала дыхание, заползала в самые лёгкие.

У меня даже глаза защипало от этого ощущения жуткого дискомфорта.

— У тебя сердце стучит, как у…

— …зайца. Я знаю, — перебила Ивана и со второй попытки всё-таки вырвалась, чтобы отступить. — Вы… приехали.

— Приехал, — в единственном числе. Будто бы Оксаны не существует.

— Понятно. У вас какой-то вопрос по поводу детей? Я вас слушаю.

— Лиза. Нет, — он резко вдохнул, а я чуть не застонала от разочарования.

Ну почему всё так? Почему он так… хорош! Даже не обсуждается насколько, просто от и до.

Я уверена, что с ним бы не вышло такого провала, как с Дмитрием. Что вот он-то точно бы правильно поцеловал. Ну или даже не так, нет… он бы так не поступил. Он джентльмен. Мнётся тут, сказать не может ничего. А в компании друзей и коллег был совсем другим человеком. Что ж такое-то.

У Ивана сильно закрутились в тугие колечки волосы и падали на лоб и уши. В темноте они снова казались совсем тёмными и совершенно «итальянскими». Он оброс, тёмная щетина оттеняла молочную кожу.

— Что «нет»? — голос задрожал.

Неужели коридор всегда был таким тёмным? И вот прямо так в нём было душно?

И когда Иван повернул голову вправо, я… как собачка сделала шаг в ту же сторону.

Помешательство.

— Р-р-р!

— Что? — он удивился из-за моего рычания, а я сама себя мысленно со всей силы отлупила.

— Ничего! Зачем вы пришли? Я… спала!

— Не спали.

— С чего вы взяли?

Он протянул руку, и она замерла прямо у моего лица, но так и не коснулась.

Не коснулась…

Будто в макросъёмке я могла увидеть кольца отпечатков на подушечках его пальцев. Кончики ногтей. Почувствовать запах его кожи. Тепло.

Мы оба дышали очень медленно и глубоко, будто каждое микродвижение эффектом бабочки запускало цунами.

— Свет в вашем окне…

— Это ночник. Он горит всегда.

— Вы боитесь темноты? — улыбка на его губах.

— Нет… да. Боюсь, с детства боюсь.

— Расскажете, почему? — тепло в его голосе. Интерес в его словах.

— Да… нет! Чёрт! Нет! Я ничего о себе не расскажу! — и сделала два шага назад, он уронил руку, которая только что подпитывала меня теплом.

Окутывая, точно парное молоко, моё лицо.

А отступила, и холод в коридоре набросился на кожу, изиголил мурашками и пробрал дрожью.

— Лиза, — с мукой в голосе.

Нет уж. Нет. Так не играют взрослые люди.

— Я встречаюсь с Дмитрием, простите, — а вот так взрослые люди играют.