Он слушал Танзи очень внимательно, боясь пропустить хоть одно слово.
– Так вот, когда я смыла кровь с вашего лица, я увидела, что вы очень измучены и выглядите гораздо старше своих лет. Вы были очень похожи на короля. И пусть люди смеются над вашей историей, я никогда не буду сомневаться в ней. Так что возьмите свои деньги. Все, кроме одного нобеля, который я отдам Тому за лошадь.
Дикон взял ее руки в свои и поцеловал. Потом собрал монеты и положил в кошелек, болтавшийся на поясе. Он больше не протестовал.
– Когда я смогу вернуть долг, я знаю, где вас найти. Но поскольку я считаю себя вашим должником – и в последнюю очередь из-за денег – я хочу, чтобы и у вас была возможность связаться со мной. Я оставлю вам адрес мистера Пастона на Вуд стрит. Посмотрите, я вырежу его ножом на стене, здесь, за этим старым фонарем. Стану ли я учиться в Лондоне или нет, он всегда будет знать, где меня найти. Мне кажется, ему известно, чей я сын. У вас есть кто-нибудь, кто смог бы передать вам мое письмо?
Танзи размышляла над ответом в то время, как Дикон орудовал ножом, вырезая на стене свой адрес.
– Есть такой Гаффорд, торговец, который раз в два-три месяца привозит из Лондона шелк и разные новые фасоны.
– Где он живет?
– На Чипсайд, возле постоялого двора «Голубой Кабан». Я помню, он говорил это моей мачехе. Просто совпадение, наверное. Это далеко от Вуд стрит?
– Совсем рядом.
Вопреки всем волнениям, связанным с болезнью отца и их плачевным положением, Танзи почувствовала себя счастливой при мысли о том, что этот новый друг, которого судьба послала ей при таких странных обстоятельствах, не намерен навсегда расстаться с ней.
– Вы не должны мне писать только из благодарности за помощь, – твердо сказала она, понимая, что имеет дело с порядочным человеком. – И еще, Дикон, у меня есть кое-что для вас, что, я уверена, будет дороже любых денег. Это одна из собственных книг короля, которая лежала на ночном столике возле его постели.
Дикон бросил нож в свою сумку и повернулся к Танзи. В его глазах был живой интерес и удивление.
– Книга? – переспросил он.
– В красивом кожаном переплете с металлической застежкой.
– Напечатанная или рукописная?
– Мне кажется, напечатанная. Единственное, что я смогла прочитать, – это имя, Уильям Какстон.
– С широкой красной полосой?
– Что это такое?
– Что-то вроде знака, показывающего, что книга напечатана в Вестминстерском аббатстве.
– Мне кажется, так и есть, Дикон. Простите, мне очень жаль, книга на латыни, а я и по-английски читаю с трудом.
– Я обязательно должен вас научить.
– Ничто не могло бы порадовать меня больше. Но как, если мы живем так далеко друг от друга?
Казалось, он совсем не слушает ее. Его обычно спокойное лицо выражало крайнее нетерпение и возбуждение, отчего стало очень привлекательным.
– У меня никогда не было собственных книг, если не считать простых школьных учебников.
– Теперь у вас будет собственная книга, – уверила она юношу. – Потому что там есть слова, которые может прочитать любой ребенок, – собственная подпись короля на титульном листе.
Трудно передать радость Дикона, но внезапно он помрачнел.
– Ценность этой книги удваивается благодаря подписи. Но поскольку она оставлена здесь, и за ней никто не придет, она принадлежит вашим родителям.
– Я не могу посоветоваться с отцом, потому что он болен А мачеха отдала ее мне, она не интересуется книгами.
– Не интересуется книгами?! – воскликнул Дикон. – Но почему? Ведь это, может быть, «Рыцарский орден», который Какстон посвятил самому королю Ричарду, или даже «Высказывания философов» графа Риверса. Будь у меня такая книга, я никогда не чувствовал бы одиночества.
– Откуда вы столько знаете о книгах? – спросила Танзи.
– Однажды мистер Пастон водил нас в Вестминстерское аббатство, и я видел, как печатают книги. Но не только поэтому. Дело в том, что Уильям Какстон – очень пожилой человек, и большую часть времени он проводит в Брюгге. И хотя он изменил все в книжном деле и имел коронованных покровителей, начинал он как простой подмастерье в Лондоне, как большинство из нас. Да, он начинал учеником торговца, обычного торговца. И когда его первый учитель умер, гильдия торговцев определила его для окончания учения к Джону Харроу, дедушке моего друга Питера. Поэтому, конечно, мы часто говорили в школе и о Какстоне, и о его работе.
– Я аккуратно заверну книгу в платок и положу в вашу сумку, – пообещала Танзи, и сердце ее сжалось от тоски.
Дикон, склонный к быстрой смене настроений, внезапно вернулся в тот мир, в котором оба они в тот момент находились. Он подошел совсем близко к Танзи и взял ее за руку.
– Если есть хоть что-нибудь, что я могу для вас сделать, хоть самая малость, только скажите, Танзи, и я все сделаю.
В его словах была глубокая искренность, но она приписала их только сиюминутной благодарности.