— Почему же вы не сыграли фигурой, до которой дотронулись?
— А вы меня не попросили. Если бы вы потребовали это, я сыграл бы. А вот я требую, чтобы вы сыграли конем.
Не знаю, как это случилось, но шахматы — и доска и фигуры — взлетели на воздух. Циала осуждающе посмотрела на меня.
— Платите рубль, — тоном прокурора произнес Ачико.
— А этого не хочешь? — поинтересовался я, протянув к носу партнера фигу.
— Ты должен ему рубль, — сказала Циала.
Этого я не ждал, Что она понимала в нашем споре?
Или правда симпатизирует Ачико Ломидзе?
Я подумал о том, что вряд ли у меня когда-нибудь еще появится желание оказаться в одной экспедиции с этими двумя молодыми людьми.
Я достал рубль, положил его под доску и сказал, что всегда готов к услугам Ачико, если ему еще захочется сыграть со мной.
— Нет, мне вряд ли захочется, — беззастенчиво ответил тот, — тем более что мы уже выяснили, кто из нас играет сильнее. — И Ачико аккуратно сложил и спрятал рублевку в кошелек.
Это был единственный человек в нашей экспедиции, который имел кошелек. Он с охотой клал в него и смертельно огорчался, когда надо было из него что-либо вынимать. Чтобы никого не угощать, никогда не угощался. Все обедают за одним столом, а он сидит себе скромненько в уголке и ест свое мчади с сыром и запивает ключевой водой. От чего он был такой полный, не знаю. И как можно было симпатизировать такому человеку, не знаю тоже.
Теперь я разговаривал с Циалой только о самом необходимом, а Пончика вообще старался не замечать. Они вдвоем ходили купаться на Чхеримелу, ловили рыбу, но я делал вид, что это меня совершенно не занимает, Циала была не в меру оживленной и старалась показать, что счастлива безмерно. Пончика распирало от гордости. Ачико оказался натурой романтической; недели через две мы помирились, и он признался, что пишет поэму о Циале.
— Не совсем, правда, о Циале, героиня будет носить другое имя, я пока не подобрал, но каждый, кто прочитает, догадается, что это Циала.
— Ну а что будешь делать с поэмой?
— Сперва прочитаю Циале, потом перепишу, один экземпляр подарю ей, другой пошлю в журнал, а третий в издательство, хотя, говорят, в издательствах надо долго ждать очереди.
— Ничего, не смущайся, талантливым произведениям всегда дают первую очередь.
— Но все-таки пройдет много времени. Послушай, а что, если я напишу записку Циале? Поможешь мне в этом деле?
— Передать, что ли?
— Нет, написать. Ум, говорят, хорошо, а два лучше.
— Ну вот, не очень хорошо получается. Записку будем писать вдвоем, а на свидания будешь ходить один. Ведь не пригласишь?
— На свидания втроем не принято ходить, — мечтательно возразил Ачико. — Значит, не поможешь?.. Ну что ж, сами справимся.
— Я разве сказал, что не помогу? У тебя есть уже какие-нибудь мысли, какой-нибудь предварительный текст?
— Пока нет… Но я много думал…
— А когда бы ты хотел заняться этим делом?
— Можно прямо сейчас, у меня есть карандаш и бумага.
Мне пришла в голову одна мысль, поэтому я согласился не откладывать дела в долгий ящик:
— Надо, чтобы один диктовал, а другой писал и исправлял его.
— Давай, ладно уж, я буду писать, а ты диктуй, — предложил Ачико.
— Тогда начинай. «Ты свет очей моих, Циала. Если я не вижу тебя день, кажется мне, что этот день вычеркнут из моей жизни. Быть рядом с тобой, видеть тебя, слышать твою речь — высшее счастье, которое посылает человеку небо. Я не знаю, как жил раньше, вдали от тебя».
Ачико сосредоточенно писал, время от времени слюнявя карандаш и переспрашивая: «Не нужно поставить запятую?» Запятые были его слабым местом.
— Давай дальше, пока ничего, — поощрил он меня, внимательно прочитывая текст.
— «Лишь ты одна в моих мыслях. Юная, красивая и добрая. Благодарю судьбу за то, что мы встретились с тобой, И еще верю в то, что это не случайная встреча. Теперь я буду ждать твоего ответа. Ответь мне! Ты не бойся и не стесняйся. А если же девичий стыд не позволит тебе взяться за перо, дай мне понять, что записку прочитала и не отвергаешь моей дружбы. Радость моя, как я буду счастлив услышать твое „да“».
— Все? — спросил Ачико. — По-моему, очень складно у нас получилось. Только как подписать?
— Напиши: «К сему» — и поставь имя.
— Ты думаешь, «к сему» обязательно?
— По-моему, это придаст больше непосредственности и искренности. Кроме того, так принято, я лично всегда так делаю.
— А как передать записку?
— Ну для этого есть несколько способов. Можно из рук в руки, а можно просунуть в дверь, можно, наконец, положить в ее сумочку, когда Циала будет занята раскопками.
— Лучше уж под дверь. И убежать.
Весь следующий день Ачико ходил, как приговоренный к казни преступник, который ждет в последний момент вести о помиловании. Он старался не подходить близко к Циале, но быть все время в поле ее зрения. Циала не замечала его.
Когда уже солнце садилось, Циала подошла ко мне и сказал:
— Ты знаешь, этот Ачико куда смелее тебя.
— Знаю, и давно.
— Он прислал мне записку. Я еще никогда ни от кого не слышала таких приятных слов.
— Если тебя не затруднит, прочти первые буквы первых слов каждой фразы.