— И когда ты делала предсказания для моего наставника, я бы тоже удержался. Я хоть и не считаю себя добродетельным человеком, но я — не грабитель, чтобы похищать оба твоих дара.
Я замерла.
— Но теперь, когда ты вполне взрослая женщина и в скором времени — жена другого мужчины, ты можешь приходить ко мне… если желаешь меня, — сказал он тихим, нежным, бесконечно соблазнительным голосом. — А мне хотелось бы любить тебя, Ханна. Я мечтаю обнимать тебя и слышать, как часто бьется твое сердце. Оно и сейчас у тебя вовсю колотится? — улыбнулся сэр Роберт. — Ну что, угадал? Сердце бешено стучит, в горле пересохло, колени подгибаются, а волна желаний готова накрыть с головой?
Я кивнула. Он говорил правду.
— И потому я пока останусь сидеть, где сижу, а ты — стоять, где стоишь. Когда превратишься в женщину не только внешне, но и внутри, вспомни, что я желаю тебя, и приходи.
Я должна была бы возмутиться и сказать ему, что уважаю и люблю Дэниела и не намерена изменять мужу с первых же дней супружеской жизни. Мне вообще надо было бы рассердиться на дерзкие, самоуверенные слова сэра Роберта. А я… я только улыбалась ему, будто уже была согласна. Я улыбалась и пятилась к двери, пока не уперлась в нее спиной.
— Вам в следующий раз чего-нибудь принести? — спросила я.
Сэр Роберт покачал головой.
— Не приходи сюда, пока сам не пошлю за тобой, — велел он совсем другим тоном, будто и не было тех страстных, зовущих слов. — И еще, моя птичка: после того как передашь послание, держись подальше от Елизаветы и Кэт Эшли. Сюда не приходи, пока не пошлю за тобой, — напомнил он.
Я кивнула и дрожащими пальцами взялась за дверной засов.
— Но ведь вы пошлете за мной? — заплетающимся языком спросила я. — Вы же не забудете обо мне?
Сэр Роберт послал мне воздушный поцелуй.
— Мисс Мальчик, оглянись вокруг себя. Что, разве остались придворные, помнящие меня и желающие меня видеть? Кроме жены и тебя, ко мне никто не приходит. Все остальные сбежали. Остались лишь две женщины, любящие меня. Я редко посылаю за тобой не потому, что не хочу тебя видеть. Я не хочу подвергать тебя опасности. Думаю, и тебе не нужно повышенное внимание двора к твоему происхождению, к истории твоей жизни и твоим истинным верованиям. Я посылаю за тобой, когда у меня есть к тебе поручение или когда мне нестерпимо хочется тебя видеть. Настолько, что и дня не прожить, не повидавшись с тобой.
За спиной распахнулась дверь, но мне было не шевельнуться.
— Вам приятно меня видеть? — прошептала я. — Вы сказали, что иногда вам и дня не прожить, не повидавшись со мной?
Его улыбка была такой же нежной и теплой, как его прикосновение.
— Видеть тебя — одно из моих величайших наслаждений, — тихо сказал сэр Роберт.
Потом стражник осторожно взял меня под локоть, и я вышла.
В Хэмптон-Корте для родов королевы заблаговременно приготовили помещение — одну из комнат за ее спальней. Комнату завесили шпалерами, изображения на которых тщательно выбирали по их возвышенным и вдохновляющим сюжетам. Ставни на окнах наглухо закрыли и тоже завесили, чтобы внутрь не проникало ни малейшего дуновения ветерка. К столбам балдахина над кроватью привязали толстые, жутковатого вида веревки, чтобы королева за них цеплялось, когда схватки будут разрывать ее тридцатидевятилетнее тело. Постель роженицы украшали вышитые подушка и покрывало (королева и ее фрейлины вышивали их с самого дня свадьбы). Возле камина свалили внушительный запас поленьев, что обещало жару, как на испанских равнинах в летний полдень. Толстые ковры на полу гасили все звуки. Сюда заблаговременно принесли великолепную колыбель и приданое для новорожденного наследника, появления которого ждали через полтора месяца. Джейн Дормер с гордостью сообщила мне, что приданое насчитывает двести сорок разных предметов младенческой одежды.
Над изголовьем колыбели было вырезано витиеватое приветственное двустишие:
Прилегающие комнаты предназначались для повитух, нянек, врачей и аптекарей. Каждую кандидатуру выбирал и проверял государственный совет. Пока что укачивать и нянчить было некого, и будущие няньки сновали мимо нас, набивая шкафы родильной комнаты выстиранным и выглаженным постельным бельем.
Мы стояли на пороге этого святилища вместе с Елизаветой. Принцессе теперь позволялось ходить по дворцу.
— Шесть недель в этом склепе, — с нескрываемым ужасом сказала мне она. — Заживо замурованная.
— Ей нужно отдохнуть, — ответила я, хотя думала совсем по-другому.