Королевская шутиха

— Я тоже рада. Должно быть, ты думала, что единственная законная дочь короля Генриха ни в чем себе не отказывает и деньги, положенные ей по наследству, находятся в ее руках? Где там! Мне уж начало казаться, что меня хотят уморить голодной смертью. А теперь я вижу, что вхожу в фавор.

Она задумалась.

— Осталось лишь ответить на вопрос: с чего это вдруг изменилось отношение ко мне?

Принцесса вопросительно поглядела на меня.

— Скажи, а принцесса Елизавета тоже получила свою долю наследства? Ты и ей отвозила такое же письмо?

— Ваше высочество, откуда мне знать про принцессу Елизавету? Мне велели передать это письмо вам, что я и сделала.

— И о ней ничего не слышно? Она не бывает при дворе и не навещает моего брата?

— Когда я уезжала, ее во дворце не было, — осторожно ответила я.

— А как мой брат? Ему наконец стало лучше?

Мне не хотелось ей лгать, но и говорить больше положенного я тоже не собиралась. Я подумала о врачах, еще недавно хваставшихся, что вылечат короля. Потом я слышала, будто они вконец замучили Эдуарда, пробуя разные способы лечения, и он приказал их выгнать. В то утро, когда я уезжала из Гринвича, герцог привел королю новую сиделку — старуху, умевшую лишь принимать роды и обряжать покойников. Значит, отец Роберта тоже не надеялся на выздоровление короля.

— Нет, ваше высочество, нельзя сказать, чтобы вашему брату стало лучше. Врачи надеялись, что теплый летний воздух будет благотворен для его груди. Но… королю все так же плохо.

Принцесса Мария наклонилась ко мне.

— Дитя, скажи мне все, как есть. Я хочу знать правду. Мой брат при смерти?

Я колебалась, боясь, как бы мои слова о возможной смерти короля не сочли государственной изменой.

Она взяла меня за руку, и я невольно заглянула в ее квадратное, решительное лицо. Темные, честные глаза Марии встретились с моими. Она показалась мне женщиной, достойной доверия и любви.

— Не бойся, скажи мне. Я умею хранить тайны, — заверила меня Мария. — Я хранила и храню немало тайн.

— Раз уж вы спрашиваете, я вам скажу. Я уверена, что король при смерти, — тихо произнесла я. — Но герцог это отрицает.

— Так, — кивнула принцесса Мария. — А как свадьба?

— Какая свадьба? — спросила я, попытавшись сыграть в дурочку.

— Свадьба леди Джейн и старшего сына герцога! Какая же еще? — с заметным раздражением ответила принцесса. — Что говорят об этой свадьбе при дворе?

— Говорят, леди Джейн совсем не хотела выходить замуж, да и сын герцога тоже не мечтал жениться.

— Тогда зачем герцог устроил их свадьбу?

— Может, Гилфорду настало время жениться? — наугад ляпнула я.

Глаза Марии сверкнули, как лезвие ножа.

— И что, других причин ты не знаешь?

— Ни о чем другом я не слышала, ваше высочество.

— А как ты очутилась здесь? — спросила принцесса, явно потеряв интерес к леди Джейн. — Неужели сама попросилась в эту ссылку? Сменить королевский двор в Гринвиче на захолустье, уехать от своего отца?

Язвительная улыбка Марии показывала: она понимает, что я здесь не по собственной воле.

— Сэр Роберт велел мне поехать, — созналась я. — И герцог тоже.

— А они сказали зачем?

Я закусила губы, боясь ненароком выдать главный секрет.

— Они сказали, что королю сейчас все равно не до шутов. Чем мне слоняться по дворцу, лучше составить вам компанию.

Принцесса Мария посмотрела на меня так, как до сих пор не смотрела ни одна женщина. Испанские женщины были приучены глядеть в сторону; это считалось признаком скромности. В Англии женщины упирались глазами в землю. Пажеская одежда, хотя бы внешне делавшая меня мальчишкой, позволяла мне не прятать глаза и держать голову высоко. Это было одной из многих причин, почему я не противилась ливрее и не слишком завидовала платьям фрейлин. Принцесса Мария не отводила глаза и не опускала их вниз. Она унаследовала прямой отцовский взгляд. Я сразу вспомнила портрет короля Генриха: горделивая поза, руки, упирающиеся в бока. Это был взгляд человека, родившегося с ощущением, что ему суждено править миром. Сейчас на меня точно так же смотрела его дочь. Мария разглядывала каждую черточку моего лица; она читала по моим глазам. Мы с ней отличались не только возрастом и происхождением. Ей было нечего скрывать. Я же ощущала себя маленькой лгуньей, которую вот-вот раскусят.

— Ты чего-то боишься, — вдруг сказала она. — Чего?

Вопрос застал меня врасплох, и я едва не рассказала ей, чего боюсь. Я боялась многого. Боялась быть схваченной, боялась инквизиции, подозрений. Я боялась пыточных застенков и огня костра, начинающего лизать босые ступни осужденного на сожжение. Я боялась случайно выдать и обречь на смерть тех, кто помогал нам с отцом. Я боялась самого воздуха заговоров.

К счастью, мне хватило сил не проболтаться. Тыльной стороной ладони я потерла пылающую щеку и сказала:

— Я не боюсь. Просто волнуюсь. Другая страна. Придворная жизнь. К этому надо привыкнуть.

Принцесса Мария молчала. Видимо, обдумывала сказанное мною. Потом ее взгляд потеплел.

— Бедная девочка. Ты ведь еще совсем юная, чтобы плыть в одиночку по глубоким водам взрослой жизни.