Королевская собственность

Третий или младший лейтенант, мистер Кортней, был маленький, живой господин, постоянно преисполненный всяких невзгод и вечно смеявшийся или жаловавшийся на какие-нибудь действительные или воображаемые несчастия.

Трудно было сказать, смеялся ли, или плакался этот человек: всякая жалоба кончалась у него смехом, а всякий смех — горькой жалобой. Это была такая удивительная смесь трагикомизма, что, говоря с ним, вы положительно не знали, плакать вам или смеяться.

Мистер Пирс, штурман, земляк и любимец капитана, был человек лет 50, обремененный многочисленной семьей, с виду грубоватый, но в сущности человек неглупый и весьма сердечный, усердный и старательный, с железными нервами и железным здоровьем.

Доктор, маленький, тщедушный человек, по имени Макаллан, был также большим любимцем капитана. Несмотря на то, что в то время от врачей не требовалось больших знаний, он был человек очень образованный, основательно изучивший свою специальность и притом страстный естественник. Характера он был чрезвычайно милого и приветливого, к тому же добрый христианин.

Казначей О'Киф, пожилой человек, чрезвычайно аккуратный и пунктуальный в своих счетах и в своих привычках был сильно глух, но никогда не хотел в этом сознаться и, поймав на лету два-три слова, отвечал по догадке, причем постоянно выходили забавные каламбуры.

Другим крайне любопытным и необыкновенным типом являлся боцман, считавшийся одним из лучших боцманов в английском флоте, прекрасно умевший ладить с командой, которую он держал строго, но был все же любим и сам был строг к себе, подавая добрый пример другим. Звали его Хардсетт. Побывав однажды, по настоянию своей жены, на собрании методистов, он вдруг стал страстным приверженцем этой секты, не читал ничего, кроме Библии. Это был пылкий энтузиаст и фанатик, но вместе с тем всячески старался устроиться так, чтобы его обязанности по отношению к Господу Богу не мешали исполнению служебных обязанностей. Капитан М. крайне сожалел об этой внезапной перемене, но так как Хардсетт никогда не пытался обращать других в свою веру и дело свое исполнял исправно, то командир не считал нужным вмешиваться в его религиозные убеждения, тем более, что, как ему казалось, Хардсетт был искренен.

«Аспазия» простояла очень недолго в порту и снова ушла в море в Вест-Индию.

В два часа пополудни члены кают-компании собрались за общим столом.

— Ну, вот, теперь-то начнется мое мученье! — сказал Кортней, садясь за стол.

— В самом деле? — воскликнул старший штурман. — В таком случае на что же вы постоянно жаловались с самого момента, как вступили на это судно?

— Ох! То были только маленькие пустячки, а теперь, когда мы вышли в море, я заболею морской болезнью!

— Эй, доктор, неужели вы не можете ничего поделать с печенью этого господина?

— Помните, Шекспир говорит в своей «Буре»… — начал было Прайс.

— Бога ради, Прайс, не вызывайте у меня тошноты раньше времени, — перебил его Кортней, — повремените хоть, пока у меня настанет приступ, и тогда ваши перевранные цитаты окажут мне, быть может, некоторое содействие. Скажи, Билли-Питт, ты убрал в мою каюту те две банки с пикулями и маринованной капустой, о которых я говорил тебе? — добавил Кортней, обращаясь к чернокожему слуге. Этот чернокожий еще мальчуганом бежал от своих родителей в Барбадосе и поступил на английский военный корабль. Доктор Макаллан очень полюбил его, и негр считался слугою, следуя за ним с одного судна на другое. Это был весьма неглупый и своеобразный субъект: доктор научил его читать и писать, чем Билли-Питт немало гордился. Нрава он был самого веселого и добродушного и потому был всеобщим любимцем как офицеров, так и экипажа. Главною гордостью Билли было его уменье пользоваться словарем: он никогда не разлучался с маленьким карманным лексиконом и всегда был особенно счастлив, если кто-нибудь обращался к нему за справкой.

Хотя Билли-Питт был слугой доктора, но Кортней давно превратил его в своего слугу. Так как доктор, человек крайне нетребовательный и неизбалованный, постоянно обходился без слуги, а Кортней, нервный и капризный, всегда нуждался в услугах, то Макаллан, со свойственным ему добродушием, предоставил своего чернокожего в полное распоряжение лейтенанта.

На вопрос Кортнея относительно маринованной капусты, Билли отвечал отрицательно. Вследствие какого-то недоразумения этой капусты не прислали из лавки.

— Боже правый, как это досадно! Еще не было случая, чтобы мне чего-нибудь сильно захотелось и чтобы какой-то злой рок не помешал мне получить то, что я хочу. Право, я пойду к капитану и попрошу его вернуться назад в Плимут, чтобы можно было послать за этой капустой! Как вы думаете, Пирс, вернется он? — с простодушием добавил Кортней.

— А вы попытайтесь! — смеясь, ответил Пирс. Прайс открыл было рот, чтобы сказать что-то, но Кортней остановил его.

— Бесполезно, дорогой мой, у Шекспира нет ни слова о маринованной капусте!

— Да, но там сказано о мясе без горчицы, а вы без капусты теперь находитесь в положении мяса без горчицы! Все рассмеялись.