Королевская тайна

Девочка на ощупь осторожно пробиралась вперед по дорожке. Когда ее глаза привыкли к отсутствию света, она стала различать оттенки темноты – вот слева высится изгородь, через которую кое-где проглядывает небо, а впереди чернеет крыша павильона. Его никогда не запирали. Мария прошмыгнула внутрь, оставив дверь открытой, и застыла, дожидаясь, когда сердце перестанет бешено колотиться.

Внутри воздух оказался еще холоднее, чем снаружи. Летний павильон состоял из большой передней комнаты и маленькой задней – в теплую погоду слуги держали там вино, сладости и любые другие лакомства, которые желали отведать хозяева и гости.

Дрожащая Мария сжалась в комок и поплотнее запахнула плащ. Ну за что ей такое наказание? Она же просто хотела, чтобы все было хорошо, как раньше.

К ужасу Марии, снаружи послышались шаги и мужские голоса. К павильону кто-то приближался. Девочка попятилась. Держась за стену, она добралась до приоткрытой двери, ведущей в заднюю комнату, и проскользнула внутрь. Мария хотела закрыть дверь, но не решилась: вдруг скрип ее выдаст?

Тяжелая входная дверь павильона с шумом распахнулась. Какой-то мужчина пробормотал себе под нос ругательство. Мария вжалась в стену.

– Клади его сюда.

– А теперь что прикажете, хозяин?

– Жди на улице, да смотри в оба. А я скоро вернусь. Надо запереть ворота.

Девочка узнала первый голос. Человек, которого назвали хозяином, – дядя ван Рибик. Должно быть, мужчины вошли в сад через дверь в стене за павильоном. Эта дверь вела в переулок в дальней части Слотер-стрит, и обычно ее запирали и на замок, и на засов.

Удаляющиеся шаги стихли. Мария осталась одна, но здесь она в западне. Второй мужчина где-то возле двери. Тут девочка услышала, как он вернулся в павильон. Незнакомец тяжело дышал, будто запыхался. Мария уловила шорох, потом тихий, приглушенный шлепок: похоже, на каменный пол что-то упало. А затем раздался новый звук, самый громкий – звон монет.

Время шло, но Ханна не появлялась. Может быть, затаилась где-нибудь в темноте. Хотя, скорее всего, она заметила рядом с павильоном движение и вернулась в дом. Мария так продрогла, что ей пришлось сунуть в рот складку плаща, чтобы зубы не стучали. Все чувства смешались воедино – и страх, и холод, и угрызения совести из-за смерти Эббота. Она понимала, что Господь наказывает ее за грехи и нынешние страдания – всего лишь малая толика кар, ждущих ее в преисподней: там будет в десять тысяч раз хуже.

Мария не слышала, как вернулся дядя. Но вот зазвучали два голоса, его и слуги: оба тихонько переговаривались, но чем ближе они подходили к внутренней двери, тем явственнее звучала их речь.

– Он же вот-вот очухается, – сказал слуга. Мария уловила характерный ирландский акцент. – И что мы тогда будем с ним делать?

– Отведем на конюшню, – ответил дядя ван Рибик. – Там мы быстро развяжем ему язык.

– А вдруг кто-нибудь услышит?

– Не услышат. И смотритель, и его сын ушли. До утра они точно не вернутся. А больше там никого нет. Хозяева лошадей в городе теперь не держат, пользуются общественной платной конюшней.

– А если Джонсон будет играть в молчанку?

Дядя Хенрик тихонько рассмеялся:

– Я знаю, где лежат ключи. Втолкнем его в вольер ко льву. Увидит эту зверюгу и сразу выложит все, что нам нужно.

* * *

Тем вечером Маргарет Уизердин пришла на Генриетта-стрит. Они с мужем Сэмюэлом были слугами Джеймса Марвуда: он давал им крышу над головой в своем доме в Савое, одевал обоих и платил им жалованье, а взамен они стояли на страже его интересов – только его одного, и больше ничьих. Но за прошедшие несколько лет между Маргарет и госпожой Хэксби наладились своего рода приятельские отношения.

Этих двух женщин трудно было назвать подругами, ведь разница в их общественном статусе не позволяла развиться полноценной дружбе. Однако нельзя было сказать, что Маргарет работала на Кэтрин, хотя иногда в благодарность за оказанные услуги госпожа Хэксби давала ей деньги или делала подарки. Со стороны Маргарет свою роль сыграло любопытство, ведь она ни разу прежде не встречала женщину, похожую на госпожу Хэксби. Одним словом, несмотря на обстоятельства, между ними возникла своеобразная дружба: назовем это так, за неимением более точного определения.