Королевские бастарды

Пока же Клампен по прозвищу Пистолет, будущий начальник полиции общественной безопасности – всего лишь зеленый парижский юнец, хотя и показавший большие способности и накопивший немало знаний.

Этот молодой человек, которому недавно отказали в должности с окладом в тысячу двести франков, смутно надеялся, что однажды проснется министром…

Не улыбайтесь, но если хотите, держите пари.

Итак, это был миниатюрный юноша с кудрявыми волосами и ясным лицом, похожий на Иоанна Крестителя. Сразу было видно, что при случае он отлично почувствует себя во фраке, в том самом фраке, что так часто стесняет людей богатых и знатных.

– Вот все, что нам было нужно, – говорил он мадемуазель Лиретте, которая слушала его, словно оракула. – Теперь вы знаете все, что и должны были знать. Приходите к доктору Абелю ровно в восемь, а в остальном положитесь на меня.

– А одиннадцатый камень? – спросила Лиретта. Пистолет встал, пожимая плечами.

– О таких вещах, – сказал он, – не стоит говорить громко в доме, который похож на корзинку для пикников. А вы говорите – и совершенно напрасно. Тайник уже давным-давно пуст, я в этом уверен. Но у меня есть дела в особняке Фиц-Роев, и для очистки совести я подниму заветную плиту… Имейте в виду, что в моем платье вы очаровательны. Когда станете принцессой, непременно подарите мне часы, их не хватает в моем наряде.

Одним прыжком он перемахнул через порог и умчался вдаль, как молодой олень.

Лиретта, остановившись в дверях, следила за ним взглядом, полным почтительного восхищения, будто он был ее солидным, взрослым, исполненным опыта покровителем. Но лицо ее приняло совершенно иное выражение, как только она заметила неподвижную, мертвенно-бледную молодую женщину, что стояла, опираясь рукой о стенку соседнего балагана.

– Клотильда, – прошептала Лиретта, не веря своим глазам. – Как это ни невозможно, но это мадемуазель Клотильда!

Мадемуазель де Клар стояла совершенно неподвижно, но Лиретта вдруг заметила, что та покачнулась. Лиретта бросилась к ней и успела подхватить.

– Вы пришли повидать меня, Клотильда? – спросила она.

В потемневшем взоре мадемуазель де Клар читалась неуверенность. Вместо ответа она тоже задала вопрос:

– Почему ты одета как дама?

Лиретта покраснела – по всей видимости, от удовольствия. По ее лицу промелькнула тень триумфа.

Мадемуазель де Клар попросила едва слышным голосом:

– Отведи меня в дом.

Лиретта послушно взяла ее под руку. Она была сильной девушкой и скорее отнесла, чем привела Клотильду в крошечную комнатку, где и было сшито ее чудесное шелковое платье.

– Вас лихорадит, – сказала Лиретта. Мадемуазель де Клар хотела было сесть на кровать, но ее и впрямь била лихорадка; голова у нее пылала, и она невольно прилегла, тихо шепча:

– Как она теперь хороша! Напрасно я пришла сюда: я больше уже не сомневаюсь. Он любит ее. И она… Да-да, ее судьба – у меня в руках!

Глаза ее закрылись, а пальцы невольно судорожно сжали бумаги, спрятанные на груди.

Лиретта заботливо устроила ее на своей узенькой постели и нежно поцеловала в лоб. На глаза ей навернулись слезы жалости, однако красота ее сияла, будто ореол победы.

Она побежала будить Эшалота и, тряся его за плечо, то и дело повторяла:

– Он любил меня! Она сама мне это сказала! Жорж, ах, Жорж!

– Ах! Ах! – ворчливо повторил сонный Эшалот. – Изволь немедленно оставить меня в покое, если только ты не собираешься сообщить мне тайну моего рождения…

– Папочка! – прервала его Лиретта. – Скорее вставайте и идите со мной!

Она увлекла его к себе в комнатку и объяснила:

– Я непременно должна быть у доктора Абеля, а эта девушка была добра ко мне почти так же, как вы. Я доверяю ее вашим заботам, берегите ее. Мы с ней соперницы, но я люблю ее от всего сердца!

XX СПАЛЬНЯ АЛЬБЕРТА

В этот час, час еще очень ранний, маленький особняк де Сузеев на улице Пигаль крепко спал в глубине своего садика. Даже госпожа Майер (родом из Пруссии), каждое утро разносившая новости о своих хозяевах всем окрестным поставщикам и лавочникам, поднималась гораздо позже других кухарок в квартале.

Жорж спал у себя в спальне, и сон его был неспокоен. Не знаю уж, что его разбудило, может, приснилось что-то дурное, но только он сел вдруг на кровати и огляделся вокруг.

Трудно себе представить более открытое и очаровательное лицо! Рассеянный его взгляд упал на руку, сердце у него сжалось, и он воскликнул:

– Ах, Господи! Да я же уже не в райской тюрьме де ла Форс! Бедный господин Бюэн! Пока я еще не знаю, что означают все эти тайны и умолчания, но я обязательно женюсь на моей милой красавице Клотильде, и я нахожу это замечательным! Как же она хороша! И как меня любит!

Левой рукой он хотел что-то взять с ночного столика, и пальцы его нащупали несколько увядших цветков.

Лицо его будто осветил луч солнца, и он улыбнулся.

И стремительно отдернул руку, хотя у фиалок нет шипов.

– Как она похорошела! – прошептал он, и глаза его затуманились.

(Понятно, что говорил он не о Клотильде.) Затем он задумчиво продолжал: