Генрих. Нет! Вы слишком знамениты, Томас Мор! Молчанье ваше так красноречиво, что хуже крика... Вам надо что-то для себя решить, или молчанье это будет вечным!..
Мор. Все вечное меня не испугает! Я жить боюсь, а умирать – нисколько! Тем более что я застал счастливую эпоху в несчастной Англии, когда здесь процветали и разум, и свобода мнений... Эпоха эта длилась полчаса. Сегодня. И достаточно! Куда нам больше?!
Генрих. Мне очень жаль!
Мор. Мне тоже, мой король!
Уходит в сопровождении людей Кромвеля.
Генрих(он явно расстроен). Да... Огорчительно!.. Умнейший человек и глупо так ведет себя... (Посмотрел на Уайета.) Мой дорогой поэт! Я вас готов избавить от расспросов!
Уайет. Нет, я готов сказать.
Генрих. А может быть, стихи?
Уайет. Я их уже читал. Теперь добавлю прозой: я против вашего решения, ваше величество!.. Меня не волнует церковная реформа, мне неинтересны ваши интриги с Ватиканом, но мне мучительно больно видеть, как будут узаконены ваши притязания на Анну Болейн!
Генрих(обалдело). Что?!
Анна(поспешно). Томас! Умоляю! Что с вами вдруг?!
Уайет. Не вдруг... Вы, Анна, знаете, что я давно... Что я влюблен... Я вам писал стихи... За них меня король отправил в ссылку! Так поступает он с соперниками! С помощью ножа избавился от Перси, с помощью цензуры – от меня!..
Генрих(поморщился). Все! Надоело! Скучно! Увести!
Люди Кромвеля быстро уводят Уайета.
Норфолк(Норрису, тихо). Нет! Точно – педераст!
Норрис(пожал плечами). Да кто их разберет...
Генрих. Нелепо завершился столь важный разговор... Обидно! Столько мнений, а подлинный итог не подведен... (Оглядывает собравшихся.) Но, впрочем, есть народ! Его-то мы спросить не потрудились... (Подходит к слуге.) Откуда, юноша? Происхожденье?
Слуга(испуганно). Я... из Уэлса... Отец – селянин...
Генрих. Очень хорошо! Как думаешь, мой друг, народ поддержит отделение от Рима и реформацию?..
Слуга обалдело смотрит на короля.
Экономка(робко). Ваше величество, он по-английски... не очень... Слов почти не знает.
Генрих. Как жаль! Но, может, передаст он как-то взглядом?.. А? Ну что, дружище? Что? Ты – за короля? (Смотрит Слуге в глаза.) Спасибо! (Обнимает.) Все свободны!!
Гости, слуги поспешно удаляются. Анна и Генрих остаются одни.
Анна. Ты был прекрасен!
Генрих(устало). Я старался тебе понравиться!
Анна. Ты был великолепен!
Генрих(поднял сутану и головной убор епископа, накинул на себя). А так?!.. (Смеясь.) О, дочь моя, готова ль ты вот здесь, у алтаря, все это подтвердить и доказать, что любишь Генриха?
Анна. Обожаю! (Бросилась к нему на шею. Зазвучала музыка.) Люблю тебя... Прекрасный... Дивный... Когда-то я твердила «всегда... никогда... иногда...». Теперь – всегда! О, мой родной! Я обезумела от страстного желанья!
Генрих. Тогда в любви не дам тебе покоя... (Сбросил сутану, шикарным жестом постелил ее на полу.) Ну наконец-то! Духовное и плотское соединятся! (Начал поспешно срывать с себя одежду.)
Анна(раздеваясь). Да! Милый!.. Но...
Генрих(раздеваясь). Что еще?
Анна. Я не могу быть счастлива, когда подумаю, что их казнят...
Генрих(нетерпеливо). Ну хорошо!.. Не сразу... Не сегодня. Пусть посидят пока. Сейчас мне не до них... Иди сюда!
Обнаженная Анна приближается к Генриху. Он осыпает ее поцелуями. Музыка усиливается. В глубине сцены неожиданно возникает Сеймур. В ее руках – подушки, кувшин для омовения, полотенце. Генрих, не отпуская Анну из своих объятий, с интересом наблюдает за Сеймур...
Затемнение
Конец первой части
Часть вторая