Мор. Простите, кардинал... За время заточения в тюрьме мы несколько забыли этикет. Какие бы слова хотел король услышать?
Кромвель. Слова о том, что вы готовы присягнуть на верность дочери его Елизавете! И поддержать права ее на трон!
Вулси. Сейчас парламент обсуждает это право... Вы, Мор и Фишер, – уважаемые люди... И ваши мнения король всегда ценил...
Фишер. Мы это чувствуем... Но мне всегда казалось: подарок полагает безвозмездность? Иначе это не подарок, а обмен!
Кромвель. Много рассуждений! Прошу отвечать коротко и ясно.
Фишер. Я остаюсь приверженцем того, во что я верю... Не признавая королевой Анну, я, к сожаленью, не могу и дочь ее признать принцессой.
Вулси. Принципиальность не всегда похвальна, Фишер. И иногда похожа на упрямство. Вы, Томас Мор? Надеюсь, философский склад ума поможет сделать правильным ваш выбор?
Мор. Пожалуй. Обмен как способ достижения гармонии не так уж плох. Как, впрочем, и торговля. Все от цены зависит...
Вулси. Ну вот... Так называйте цену!
Мор. Она известна. Тысячи людей томятся в тюрьмах лишь за то, что разделяют взгляды мои... и Фишера. Согласен ли король их тоже отпустить?
Кромвель. Пусть каждый отвечает за себя!
Мор. Вот я и ответил. И королевою готов признать любую девочку, когда вокруг свободны будут все...
Вулси. Вы – утопист!
Мор. Не смею спорить.
Кромвель. Достаточно! Ваши слова мы доведем до слуха короля немедленно!
Генрих
Кромвель. Не совсем. Я с ним беседовал и убеждал...
Генрих
Кромвель. Ваше величество, я – вегетарианец... Поэт наш согласился оду сочинить по случаю рождения принцессы... И даже написал десяток строк. Но позже, впав в хандру, пытался удавиться...
Вулси. Спасли?
Кромвель. Разумеется. Здесь, в Тауэре, никто не смеет умереть без разрешенья!
Генрих. Ах, Анна! Вот плоды твоей игры по переделке века в просвещенный. Философы – в тюрьме, поэты – лезут в петлю... Народ вопит! Парламент протестует! И сам король, как укрощенный зверь, по клетке мечется! Что будем делать, Кромвель?
Кромвель. Ваше величество, я – лишь исполнитель монаршей воли.
Генрих. Ах, какая скромность! Не вы ли подсказали мне идею низвергнуть Рим?
Кромвель. Рискну напомнить, сир: вас вдохновил мудрейший кардинал.
Вулси. Я?
Кромвель. Так было сказано. При всех. И мной записано. Есть протокол.
Вулси. Какая наглость! Мысль изреченная – есть ложь! Записанная вами, Кромвель, – становится бесчестной клеветой!
Генрих. Перестаньте! Грызетесь, словно крысы на корабле, что начал вдруг тонуть... Ну нет! Мы выплывем! Бывали бури и пострашней! А впрочем, я устал от суетной борьбы. Не успокоив душу – подумаем о теле... Ему ведь тоже радости нужны... Кардинал, вы передали мою записку Джейн Сеймур?
Вулси. Разумеется, ваше величество.
Генрих. Готова ли она меня принять?
Вулси. Она на все готова. И ждет внизу. В карете...
Генрих
Вулси. В тюрьму?
Генрих. А почему бы нет? Свидание в Тауэре – так романтично! Любовь способна осветить темницу пожаром страсти? Как полагаете?
Вулси. Ваше величество! Мой сан, а главное, мой возраст не позволяют мне иметь суждение в таких делах...
Кромвель. Прикажете подать вина? Хотите слышать музыку?
Генрих. Пожалуй... Но откуда в Тауэре музыканты?
Кромвель. Посажены... на всякий случай.
Генрих
Кромвель. За это мне платят жалованье.
Генрих. Я его удвою. Скажи лишь, как мне поступить?.. Я чувствую: народ не согласится жить под властью королевы. Наследник будет же еще не скоро... И будет ли?.. Я не привык жить в зависимости от обстоятельств, мне не подвластных. Я хочу свободы!
Кромвель. Тогда – развод.
Генрих. Опять?.. И года не прошло. Я буду выглядеть юнцом капризным. Посмешищем!
Кромвель. Но если есть весомая причина развода...
Генрих. Какая, например?
Кромвель. Измена.
Генрих. Мне?!