Королевские клетки

Джолиэтт доставала свои куклы, ставила трон (или кровать) и начинала гонять фигурки и бормотать. Постепенно она сползала на пол, потому что с колен все смотрелось лучше. Алисия после пары одергиваний просто постелила ей плащ и (если не дремала) смотрела на отыгрывающую приемы девочку.

— Ваше Сиятельство, а вот на утреннем приеме рыцарь может быть?..

— Да, Ваше Высочество, может. Если дама уже одета. А иначе это может быть только муж. Он — муж?..

Джолиэтт крепко задумалась. Алисия прямо видела, как она взвешивает перспективы — либо вот прямо сейчас вести диалог (который она себе не очень представляла), либо придется его убирать — но тогда можно закатить целый спектакль про замужество… Или просто одеть?

— А зачем может придти муж?

— Например, если дама нездорова. Или… э-э-э… не должна вставать.

— Брюхатая?! — радостно спросила Джолиэтт, ввернув новое словечко.

— Где вы слышали это слово?!

Джолиэтт погрустнела. Такое замечательное слово прямо просилось играть, а оказалось — оно неприличное.

— Так, просто. А как сказать?

Алисия поджала губы. Тема ей не нравилась.

— В тягости, например. В положении.

Принцесса просияла и полезла в домик. Спектакль оказывался огромным. Алисия подумала, что еще десятинка такого пути и все ее усилия пойдут насмарку — воспитывать еще и полуроту кавалеристов, чтобы они прилично выражались (или задумывались о том, насколько их слышно) было бы совсем наивно.

Алисия дремала, через прикрытые глаза наблюдая за игрой Джолиэтт. Девочка положила большую куклу в центре композиции на какую-то коробку, к одной из маленьких куколок привязала любимую розовую ленту и стала переставлять всех вокруг, что-то бормоча. За три дня эта сцена в куклах повторялась уже пятый раз, и почему-то вызвала у Алисии беспокойство, но никаких оснований мешать игре у нее не было.

В конце концов, это было явно лучше, чем появившееся у Джолиэтт обыкновение выпрашивать у неё на постоялых дворах разрешения подоить корову. Всего три дня, которые пришлось пережидать выздоровления Анжелины после ночевки в шатре (долго вытаскивали застрявшую карету и воз, не успели до темноты) — просто простуда, слава Альдонаю — и вот, пожалуйста! Дура Мариэтт пошла у принцессы на поводу и показала ей корову. А хозяйка не нашла ничего лучше, чем показать ей как её доить. И это хорошо еще, что молочных коров, разумеется, держат в чистоте. И на всю дойку ребенка не хватает. Пока не хватает — упрямство у Джолиэтт фамильное. Невозможно, положительно невозможно воспитывать аристократку в путешествии.

Она выглянула в окно и задумчиво посмотрела на поднимающиеся вверх лесистые холмы и задумалась о вещах более насущных. Вчера прибыл курьер, которого они отправляли во Флам, и сообщил, что Его Величество будет пребывать в замке Лорн. К путешествию прибавлялась минимум десятинка.

На постоялом дворе, к удивлению служанок, Алисия велела им оставаться при карете и ничего не распаковывать. Сама же она пошла к лейтенанту и, дождавшись пока он спрыгнет ей навстречу с лошади, спросила:

— Лейтенант, куда мы едем? Мне погоня не заметна, а мы забираем к югу. Вы нас куда ведете?..

Лейтенант не смутился, не стал звать солдат или выкручиваться, а серьезно ответил:

— Октябрь кончается, по короткому пути шлях раздолбан — подморозить-то его и не успело. Чутка в сторону приняли. Многовато, это Ваше Сиятельство верно подметили. Я так мыслю, надо нам через Пламенную пройти — иначе меня люди мои не поймут совсем, да я себя изругаю.

— Где пройти?

— Через Ступу. Еще то место Пламенной горой называют. Такое, Ваше Сиятельство, место, что всенепременно надобно там побывать. Послезавтра днем увидите — не пожалеете. Только полотенцами надо запастись.

— Чем?..

— Полотенцами. Искупаетесь.

— Вы в своем уме? Октябрь кончается!

— Такое, Ваше Сиятельство, место. Верьте мне — удивительнейшее.

Следующий день выдался светлым, серым и холодным — они ехали через лес, забираясь все выше и выше — между голых стволов берез и кленов, шурша толстым желто-коричневым ковром из листьев. Ощутимо подмораживало.

Десяток с лейтенантом был удостоен чести везти принцессу Анжелину и пару служанок, а потому ехал немного впереди кареты. Во второй половине дня они нагнали очередного сигнальщика, которым оказался сержант Дирле, по прозвищу Лысый. Лысый с тоской смотрел с гривки холма через овраг, принюхиваясь к ветерку.

— Ты чего это, Дирле?

— Косуля там. Не чует нас — мы ж с наветренной строны.

— Какая косуля?!

— Да тише же, господин лейтенант, спугнете! Во-он он, пасется, левее обломанной сосны… щас бы я его!

— Ты что, Лысый, сдурел?!

— И-эх. Самое ведь время! Самый вкус набрал…

— Лысый, браконьерскую твою душу, ты ж на службе! — рявкнул на сержанта лейтенант. Совсем дурак, что-ли?! При принцессе-то? — Это ж королевский лес! Тебе жить надоело?!

— Дык ить, такой козел знатный, прямо ж вот…

Анжелина подумала и решила, что намек на этот раз стоит понять. Интересно же!