Королевский долг

Даже сейчас, когда я пишу об этом, я не перестаю ругать себя за то, что так раскис. Теперь я уже вышел из депрессии и все у меня хорошо, но ведь это только потому, что справедливость восторжествовала. А в то время я был никчемным человеком, никому не было от меня пользы. Уверяю вас, я понимал горькую иронию своего положения. Я так долго заботился о принцессе, ранимой, эмоциональной женщине, что, кажется, впитал ее отчаяние и ее слезы. Она не раз хвалила меня за то, что, когда ей трудно, у меня всегда найдется для нее нужный совет. Но теперь, когда было плохо мне, я не знал, что себе посоветовать и чем себе помочь. В таких обстоятельствах невозможно мыслить здраво. Я был плохим отцом. Плохим мужем. Я не смог защитить от Скотленд-Ярда мир, который мне доверила принцесса. Моя репутация уничтожена. Во всем, что я считал важным в жизни, я оказался ни на что не годным. Никогда в жизни мне не было так невыносимо плохо. Я думал только о том, что хочу снова увидеть принцессу. Хочу, чтобы этот кошмар закончился. Хочу перестать плакать. Хочу умереть. Тогда я снова ее увижу. Да, это был чистый эгоизм, но тогда мне приходило в голову только это. Я знал, куда надо ехать — на автостоянку возле А41 в Чешире. Тихое место. Природа.

Я сказал Марии, что должен отвезти цветы клиенту, и вышел из магазина. Я решил, что лучше ни с кем не прощаться. Через десять минут я припарковался на стоянке. Моя машина там была единственной. Солнце сияло. Небо было голубым и чистым, если не считать нескольких пушистых белых облачков. В поле неподалеку мирно паслась лошадь: она нагибала шею и с хрустом щипала траву. Рядом со мной на сиденье лежала бутылка воды и коричневый пузырек. Там было 60 таблеток парацетамола. Я глядел на лошадь и думал о том, какой сегодня чудесный день.

И вообще, у Александра и Ника есть Мария и ее родственники — наши соседи, которые обязательно о них позаботятся. Они все нужны друг другу. Я снова подумал о том, что у Марии есть наши сыновья, о том, что скоро увижу принцессу, что моя смерть положит конец судебному разбирательству. Подумал, что это легкий способ прекратить свои страдания и избавиться от позора.

Я сделал глоток воды и взглянул на нераспакованный пузырек с парацетамолом. Хватит ли таблеток? Но тут куда-то исчезло спокойствие, и снова подступили все те чувства, которые мучили меня со времени ареста. Трусость или что-то другое вдруг изменили направление моих мыслей так же легко, как меняется направление ветра. Я по-новому задумался о том, что смерть — это навсегда. Назад дороги не будет. Я умру как человек, которого замучила нечистая совесть. Мария и мальчики никогда не смоют с себя этого пятна. А принцесса и сейчас со мной. Ее наследство я должен защищать. Я бросил пузырек на сиденье, завел мотор и поехал домой к Марии. Когда я пришел, она спросила, где это я столько пропадал.

Я спокойно рассказал ей, что хотел сделать.

Она схватила меня за руки и встряхнула.

— Ты должен думать обо мне! Ты не подумал обо мне и о детях? — тут она, должно быть, заглянула мне в глаза, и, не увидев в них никакой реакции, крикнула: — Пол! Ты должен идти вперед. Мы все должны. Что мы будем без тебя делать?

Этот случай можно считать поворотным моментом. Можете называть это озарением или как угодно. Мария заставила меня обратиться за помощью к специалисту, а это помогло мне выжить в аду, в котором я пребывал с 2001 по 2002 год.

Врач прописал мне антидепрессанты. Мария уговорила меня пойти к психологу. Каждый понедельник я шел в клинику, садился напротив этой доброй женщины, которую звали Джилл, и впервые с 1997 года стал рассказывать кому-то, что испытал, когда умерла принцесса.

Джилл слушала. Я говорил. Я слишком долго держал все в себе. Я чувствовал себя виноватым, особенно перед Марией, в том, что никак не мог забыть принцессу. За долгие месяцы я привык думать, что схожу с ума, потому что плачу из-за любого пустяка. И даже когда я рассказывал о своих переживаниях Джилл, мне было стыдно, что я плачу.

Но Джилл сумела меня успокоить:

— Твое поведение совершенно нормально, Пол, — сказала она.

От ее слов мне стало немного легче, и я приготовился ждать, что приготовил для меня 2002 год.

Скотленд-Ярд сделал «хитрый» ход и лишил меня связи с Сент-Джеймсским дворцом. Но полиция была не в силах лишить меня возможности общаться с другими представителями Дома Виндзоров. К весне я начал переписку с одним из важных членов королевской семьи, и тайная поддержка этого человека, давнего союзника принцессы, придала мне сил. В тот момент, когда мне было особенно тяжело, этот человек писал мне: «Если бы я мог, я кричал бы о твоей невиновности со всех крыш».