Королевский долг

Я читал, что она писала о Калькутте, и о том, как эта поездка изменила ее взгляды на жизнь… и смерть. То, что она там увидела, так тронуло ее, что она решила помогать больным и умирающим во всем мире. Для нее это стало вторым рождением. Любой, кто перечитает речи принцессы после 1992 года, поймет, что ее все больше и больше интересовали духовные вопросы. Она искренне верила в то, что смысл существования состоит в помощи страждущим. Только помогая им, она чувствовала, что живет не зря. Она считала своим долгом использовать свое положение принцессы Уэльской, чтобы облегчить жизнь тем, кто в этом нуждается.

В Анголе я снова и снова перечитывал ее записи, а она каждое утро просыпалась с мыслью о несчастных и торопилась увидеть пострадавших от мин. Только ради того, чтобы как-то исправить ситуацию.

— За работу! — объявляла она, и мы отправлялись в Хуамбо или Квито, где принцесса стремилась выполнить работу, которую вот уже пять лет считала самой необходимой в своей жизни.

В июне того же года принцесса отправилась в Нью-Йорк, чтобы встретиться в Бронксе с матерью Терезой. Британские газеты писали: «Ангелы в Бронксе».

Для меня поездка в Анголу стала апогеем моей службы. Тут воплотились мои самые смелые личные и профессиональные мечты. Принцесса неофициально превратила меня из простого дворецкого в своего помощника. Окончательно мое превращение завершилось во вторую неделю января, когда я без формы дворецкого вошел в посольство Британии в Луанде с парадного входа. Когда принцесса говорила, что я буду везде ее сопровождать, она знала, что говорит. Только я не предполагал, что мне придется идти по мраморным коридорам посольства на встречу с Аной Паулой дос Сантос и министром иностранных дел.

В 1992–1993 годах в Пакистане, Чехословакии и Египте я знал, что мое место на заднем плане. Я был сторонним наблюдателем. А в Анголе я стал участником встреч наравне с Дианой, принцессой Уэльской. Она знакомила меня со всеми, с кем знакомилась сама. Сомневаюсь, чтобы Ана Паула дос Сантос знала, что я всего лишь дворецкий. На той встрече все — и даже персонал посольства — подумали что я ее личный секретарь или придворный. Для меня это было странно, потому что я прекрасно знал свое место.

«Это должен делать личный секретарь, — думал я. — Но у нее нет личного секретаря. А это должна делать ее фрейлина, но у нее нет фрейлин». Так и получилось, что беседовать в первыми лицами в государстве о политике, о том, что необходимо запретить противопехотные мины, вместе с принцессой должен был человек, который стирал и гладил ее одежду, носил чемоданы.

Слава богу, я был неплохо подготовлен. Я привык на яхте «Британия» объявлять королеве о прибытии глав стран Содружества, и знал правила королевского этикета, знал, как себя вести, чтобы оставаться «на один шаг позади».

Когда я, естественно, волнуясь, стоял в зале посольства, я вспоминал, как в Виндзорском замке в самом начале моей службы мне не доверяли подавать мясо и овощи. И вот я стою рядом со своей хозяйкой — а потом и сажусь рядом с ней, с человеком, которому обязан таким взлетом моей карьеры. Я гордился собой. И, честно говоря, мне было даже приятно думать о том, что, увидь меня сейчас члены королевской прислуги, они бы это не одобрили. Мне становилось особенно приятно, когда я представлял, как они бы возмущались, что, мол, я «забылся» и «не знаю своего места». Именно с таким обвинением мне еще предстояло столкнуться, когда я стал работать в Мемориальном фонде принцессы Дианы.

Полагаю, посол Ее Величества Роджер Харт так и не понял, кто же я такой. Во время нашего пребывания в его резиденции он не раз видел, как я выхожу из комнаты принцессы, где мы с ней беседовали наедине. Принцесса требовала включать меня в списки приглашенных на приемы. И в итоге я сидел за одним столом с представителем Ее Величества в Анголе, его женой и принцессой и вел светскую беседу.

Но самое забавное, при воспоминании о чем принцессу охватывал приступ хохота — что когда ужин подходил к концу и она говорила, что устала и хочет пойти спать, то вместе с ней вставал и я. И мы вместе удалялись. За дверями мы начинали безудержно хохотать, вспоминая удивленные лица оставшихся за столом. Она терпеть не могла условностей, хотя и считала посла и его жену хорошими людьми.

За время нашего пребывания в Анголе был устроен только один официальный ужин. В остальных случаях я подавал еду в ее комнату. Каждый вечер принцесса надевала махровый халат поверх купальника и шла по коридорам резиденции через кухню и в сад к бассейну. Я сидел на краю, свесив ноги в воду, и отсчитывал, сколько дорожек проплывет принцесса. Она проплывала кролем двадцать раз туда и обратно, прежде чем остановиться и отдохнуть.

Она стояла там, где было неглубоко, откидывала со лба мокрые волосы и спрашивала, облокотившись на край бассейна:

— Ну как тебе сегодняшний день?