Королевский дракон

Как полагалось дочери одного короля и жене другого, Констанция имела весьма внушительную свиту. Клирики ее были облачены в долгие льняные ризы, окрашенные в пурпурный цвет, и каждый держал в руке по книге. Плечи каждого укрывал вышитый льняной шарф. Алан никогда не видел столько книг в одном месте. Следом шли монахини с кадильницами, в которых курился ладан. В такт, медленно покачиваясь, женщины пели: «Кирие элейсон. Господи, помилуй».

Как и Антония, епископ Отуна ехала на белом муле в середине процессии. Кроме митры и богатых епископских облачений на ее шее лежало тяжелое золотое ожерелье, как и у всех из королевского рода. Она была молода, моложе Агиуса, но печальное выражение лица придавало вид твердости и мудрости и делало ее раза в два старше. Когда она, спешившись, пошла в сторону Антонии с руками, распростертыми для объятия, как и полагалось при встрече с равной ей сестрой по церкви, Алан увидел, что она бледна высока и стройна. Как и ее старшая сестра Сабела, разве что с более изящными манерами и легкой походкой. Теперь стало понятно, почему ее зовут белой ланью.

Констанция взяла Антонию за руки, и торжественное пение прекратилось. Воцарилось молчание, прерванное ее словами.

— Приветствуем достойную сестру и рады видеть ее в нашем городе, — заговорила Констанция высоким и глубоким голосом, без тени улыбки на лице. — Удивительно, впрочем, видеть тебя здесь, так далеко от города Майни и алтаря, которым тебе дано владеть.

— Мы также рады тебе, сестра, — отвечала Антония куда более приветливо, — и пришли к тебе с миром во имя Господа и Владычицы.

— Но ты здесь не одна. — Констанция смотрела на дорогу, откуда пришла Антония.

Дорога была пуста: войско Сабелы расположилось лагерем в нескольких часах пути отсюда, на землях герцога Варингийского. Само по себе это было странно: все же герцогством Аркония владели Беренгар и Сабела. Но епископ несла двоякие обязанности. С одной стороны, она соблюдала духовные нужды паствы и наблюдала за алтарем в кафедральном соборе города. Но не должна была чураться и мирских дел, особенно если назначением своим была обязана воле короля или кого-нибудь из великих лордов. Епископ города Отуна, окормлявшая население одного из центральных герцогств королевства Арконии, имела немалый вес и в делах управления лордов, тем более что лояльность подданных Беренгара с Сабелой к своим сюзеренам была не столь сильна, сколь их симпатия к молодой Констанции.

— Я боюсь, что раздор погубит королевский дом, — произнесла Антония, страдая от того, что ей приходится сообщать плохие вести. — Сюда я пришла как примиритель. Прошу тебя пойти со мной и обсудить все с Сабелой и Родульфом.

— Странно мне слышать об этом, — Констанция делала вид, что услышанное для нее не новость, — но я не могу доверять Сабеле. Ты знаешь почему. Тем более не могу оставлять свою паству, — она указала рукой на город, будто дремавший в свете полуденного солнца, — без присмотра и защиты.

Все это время Агиус скрывался за спинами клириков Антонии. Теперь он выступил вперед. Его оборванная черная ряса странно смотрелась рядом с золочеными одеждами его бывшей невесты.

Лицо Констанции просветлело, но ненадолго.

— Агиус! Ты удивляешь меня. — Она выпустила руки Антонии из своих и по-братски обняла Агиуса. — Не ожидала увидеть тебя в такой компании.

В голосе Констанции звучало недовольство, но если Антония и заметила его, то не подала виду. Она смотрела на них, как старшая родственница на двух своих воссоединившихся детей.

— Я там, где должен быть, — сказал Агиус. Его радость видеть Констанцию омрачал страх перед тем, что будет дальше. — Следую по путям, что указует Владычица.

— И указует Она на лагерь Сабелы? — Если в голосе епископа отунского и был сарказм, то Алан его не уловил.

— Сюда меня привели мирские дела, ваше преосвященство.

— Я слышала, ты отошел от мирских дел, брат Агиус, когда отказался жениться и надел вместо этого черные ризы.

Он горько улыбнулся:

— Мир не отпускает меня, ваше преосвященство. Увы.

— Чем дальше ты от мира, тем труднее борьба. — Констанция сложила руки и склонила голову в знак принятия воли Владычицы. Затем подняла глаза и посмотрела прямо в лицо Агиуса. — Но Господь в доброте своей наделил людей свободой не меньшей, чем та, которой обладают ангелы. Солнце, Луна и звезды могут двигаться только по путям, которые им указаны. Люди же, подобно ангелам, свободны в выборе. Хвалу или порицания человек заслуживает, все зависит только от него. Как вы думаете, госпожа Антония?

Последняя фраза как удар копьем, которое глубоко входит в рану и не может быть вытащено без боли. Но епископ Антония обладала выдержкой. Она только кивнула:

— Все так, как говорит ваше преосвященство. Господь и Владычица судят о том, что мы сделали и чего сделать не пожелали.

Агиус не ответил. Констанция восприняла это молчание как согласие.

— Ну а теперь, когда мы вас встретили, вместе можем отправиться в город, где мои люди готовят пир для достойных гостей, которые, конечно, оценят превосходное отунское вино.