Королевский дракон

— Когда это случится, я потребую от нее платы за свою снисходительность: пятьдесят лучших варингийских лошадей для моих конюшен. Золотые сосуды и облачения для отунского собора, дабы загладить обиду, нанесенную епископу Констанции. И тебя, молодой Родульф, вместе с десятью лучшими вельможами герцогства, дабы вступить в ряды моих «драконов» и защищать мое королевство.

Юноша зарыдал. Толпа зашепталась, пораженная справедливостью и милосердием короля. У наследников Родульфа не было сильной родни, поэтому Генрих легко мог покарать их смертью, не опасаясь ничьей мести. «Но он, — подумала Росвита, — поступил много мудрее».

— Я немедленно пошлю за сестрой. Мы будем отныне верными слугами вашего величества. Клянусь!

Констанция выступила вперед, держа в руках небольшой ковчег с бедренной костью и лоскутом одежды святого Томы-апостола. Юный герцог приложился к золотой шкатулке, а затем к кольцу на руке Генриха, подтверждая тем самым сказанное им.

— Пусть приведут нам епископа Антонию, — приказал король.

Стражники ввели старую женщину в зал. Она, сложив на груди руки, смотрела прямо ему в глаза, ее глаза в этот момент лучились материнской добротой. Генрих только вздохнул.

— Вы под защитой церкви, ваше преосвященство. Посему, вместо того чтобы покарать за участие в заговоре, я принужден послать вас в Дарр на суд госпожи-иерарха. Пусть она вынесет приговор!

— Я не нарушила ни один из обетов, данных мной церкви, ваше величество, — ласковым голосом отвечала Антония. — Не сомневаюсь, что дело решится в мою пользу.

С епископом города Майни был только один клирик, кажется, Гериберт.

— Что с вашей свитой, госпожа Антония? — спросила Констанция. — Половина уже мертва, а другая умрет вскоре от болезни, которая не поражает никого, кроме тех, кто в свите, не касается даже монахинь, ухаживающих за больными.

— Я скорблю о них, — медленно проговорила Антония, — но даже мне не под силу остановить руку Господа, когда своим мечом Он перерезает нить, связующую нас с миром.

— Некоторые обвиняют вас в занятиях магией, — продолжала Констанция, явно намеренная покончить со старухой. Она не оглядывалась даже и не спросила короля позволения говорить, да тот и не пытался прерывать ее. Епископ отунская была единственной, чей духовный сан равнялся сану Антонии, и мирская власть вмешиваться не могла. — Говорят об амулетах, которые клирики изготовили по вашему приказу, и что их мучительная смерть — следствие волшебства, того самого, что привело на поле битвы гуивра и избавило солдат Сабелы от его злого взгляда.

Антония развела руками и невинно воздела их к небу.

— Если страдания клириков — следствие волшебства, а я волшебник, который изготовил амулеты, почему же тогда я цела? И Гериберт? Есть много сил, вызывающих болезнь, злые духи в том числе. Мне больно при виде мучений моих верных слуг, и я делаю все, чтобы облегчить участь невинных.

— Достаточно! — вмешался вдруг Генрих, не давая Констанции возразить. — Мы говорили об этом много раз, и у меня нет желания повторяться. Епископ Антония под стражей будет доставлена в Дарр, и там, согласно правилам Нарвонского собора, ее будут судить по обвинению в колдовстве.

Антонию увели. Росвита не увидела на ее лице ни тени страха или сожаления. Она напоминала дряхлую бабушку, поговорившую только что со своим повзрослевшим, но не поумневшим внуком.

Какое-то время король хранил молчание. Затихла и толпа знати. Все знали, кто будет следующим.

— Герцогиня Лютгарда! Теперь я согласен говорить с женщиной, что находится у вас под стражей.

Лютгарда бросила быстрый взгляд на Росвиту, благодаря за то, что та удержала монарха от необдуманного решения. Сабелу ввели в зал. Повисла глубокая тишина. Росвите показалось, что в отдалении слышится собачий лай. Наверное, поблизости находилась псарня кого-то из местных герцогов.

Сабела отказалась опуститься на колени перед братом, а Генрих не поднялся с трона, чтобы приветствовать ее как родственницу, и не протянул руку для уставного поцелуя. Хотя вряд ли мятежная герцогиня приняла бы этот жест…

— У тебя есть что мне сказать? — спросил король, глядя мимо Сабелы, на ее вассалов и придворных, чьи лица, в отличие от их госпожи, перекосило от страха. Слуга быстро отирал слюну с губ принца Беренгара. Молодая Таллия, одетая в зеленый шелк, абсолютно бледная, напоминала скорее загнанную лань, чем принцессу.

Росвита оглянулась на других принцесс — дочерей Генриха. Сапиентия сегодня была более осторожной, чем всегда, подавляя энтузиазм и сдерживая себя. Она тихо, молча и жадно наблюдала за происходящим. Теофану вообще не проявляла никаких эмоций и казалась ледяной статуей. Только юный Эккехард, проспавший большую часть времени, ерзал и перешептывался с кем-то из слуг, удивленный мягкостью, проявленной к наследникам Родульфа. Рядом с этими красивыми и полнокровными детьми Таллия казалась бесцветной и потерянной.

— Нет. Мне нечего сказать, — отвечала Сабела.

Король гневался, но явно не выказывал этого.