Королевский дракон

Алан обернулся. Брат Агиус стоял в алтаре и смотрел на него. Его горящие глаза всегда вселяли в юношу смутное беспокойство. Алану казалось, что со времени происшествия с собаками этот взор обращался на него слишком часто. Он кивнул в ответ.

— Госпожа кастелянша говорила мне, что сначала ты предназначался служению церкви.

— Да, брат Агиус. — Алан не поднимал головы. — Я должен был поступить в Монастырь-на-Драконьем-Хвосте.

— Королевский монастырь, не так ли?

— Да, почтенный брат.

— Сожженный дотла варварами-эйка, которые убили всю братию?

— Да, почтенный брат.

— А четыре месяца назад ты не растерялся и спас их вождя от зубов этой твари?

— Да, почтенный брат.

— Почему?

— Владычица учит нас прощать, достопочтенный брат, — он проговорил это быстро, надеясь, что брат Агиус прекратит допрос до того, как обнаружит Лэклинга.

— Так ты не ненавидишь пленного эйкийца? Хотя он, возможно, был среди тех, что убили твоих будущих братьев? Может быть, друг мой, ты был обещан церкви против своей воли?

Алан, покраснев, опустил голову и промолчал.

— А твои родители? — спросил Агиус, спускаясь наконец с помоста и подходя к Алану почти вплотную. Алан почувствовал запах влажной шерсти, пряностей, что добавляли в святую воду, и волнующий аромат розового масла. Руки Агиуса были коричневого цвета и мозолисты — руки человека, привычного к тяжелой работе. Но его произношение выдавало человека благородного сословия.

— Я не знаю своей матери, брат Агиус. Усыновил меня Генрих из Осны, сын Адельгейды. Он тот отец, которого я знаю. Вся моя семья в деревне Осна, тетя Бела, сестра Генриха, ее дети, которые считают меня своим братом. Я вырос там.

— Бела и Генрих? Одно имя — как у короля, а другое так похоже на «Сабела», но в салийской транскрипции. И при этом ты — приемыш? — Острые глаза Агиуса способны были проникнуть в самую суть вещей. Так во всяком случае казалось Алану.

— Да, почтенный брат.

— Здешние люди говорят между собой, что старый граф Лавастин, дед нашего нынешнего господина, заключил сделку с дьяволом из-за этих собак. — Алан волновался и чувствовал, что волнение его подозрительно. — Также говорят, что соглашение между ними скреплено кровью, и поэтому псы подчиняются только графу или его единокровному наследнику. Я спрашивал нашу кастеляншу, возможно ли, чтобы ты был незаконнорожденным сыном графа. По моим подсчетам, он мог зачать тебя примерно в то же время, когда был помолвлен с той, на которой позже женился. Незаконнорожденный, прижитый с женщиной низкого звания, в тот момент был бы некоторой помехой для него, не правда ли? Многих таких бастардов отдают потом церкви, чтобы они не становились на пути законных наследников.

Что-то в его тоне заставило Алана поднять глаза и выпалить:

— А вы, брат Агиус? Вы не бастард, отданный церкви против своей воли?

Агиус даже не улыбнулся.

— Нет. Я принял сан вопреки воле родных. Меня хотели женить на женщине, которую я не любил. Это было хорошей партией для нашего рода, но не для меня, ибо тогда я уже отдал свое сердце в дар… — Он запнулся, но после короткой заминки продолжил: — … Нашей благословенной Владычице. — Тут он приложил руку к сердцу. — И Владычица благословила мое служение. У меня был брат, моложе меня на год и более склонный к такому браку. Вместе мы убедили невесту, что с ним ей будет лучше. Поэтому в восемнадцать лет я принес свой обет, а мой брат вскоре женился. Теперь он мертв, убит в одной из войн, которую вел король Генрих.

Агиус говорил об этом спокойно, но Алан видел, как глаза его сверкали гневом и уголки рта кривились от сдерживаемой горечи.

— Но у тебя ничего общего с… Хотя сильная кровь часто делает ребенка больше похожим на мать.

Алан не сразу понял, о чем он. «У тебя ничего общего с графом Лавастином». Вот что имел в виду брат Агиус.

— А что, если я действительно графский сын? — спросил Алан, недовольный тем, что о Генрихе из Осны даже не упоминается в разговоре. — И был усыновлен? Даже если это так, граф, должно быть, хотел избавиться от меня.

— Ну конечно, ты думаешь, что все происходящее сейчас неспроста, верно? И я так думаю. Многие благородные господа выказывают благоволение и поддержку бастардам, рожденным от благородной крови. Если твое сердце в самом деле тянется к церкви, ты можешь подумать о той пользе, которую принесешь Владычице и блаженному Дайсану. Дворянский сын сумеет дать нам земли и доходы, а его родитель, если силен и достаточно любит ребенка, может основать специально для него монастырь или храм.

— Даже если так, — прошептал Алан, — сейчас я всего лишь купеческий сын. Я никогда не докажу своего дворянства.

Даже если бы и хотел, чтобы это было правдой… Но ведь бастард мог не только стать священником, он мог поступить на королевскую службу, мог унаследовать титул, который позволит ему получить военный отряд, а если нет, то вступить в элитную королевскую конницу, подразделение «драконов».