— Я верю тебе, — с болью в голосе проговорила она. Она и сама знала, кем была. Волшебниками становятся, а не рождаются. Двое магов никогда не должны вступать в брак, ибо плод их любви может случайно высвободить силы, в сравнении с которыми ничтожен гнев любого из земных владык. Так говорила когда-то ее мать. Но Лиат всегда знала о своей прирожденной неспособности к Искусству, Отец учил ее, но только для того, чтобы она хранила его знание. «Ты не сможешь его употребить, ибо глуха к магии». Но теперь она выжгла на столе Розу Исцеления…
Хью не будет мешать ей изучать отцовскую книгу и другие книги до тех пор, пока она не перестанет делиться с ним всем, что узнала.
— Я буду верен тебе, Лиат, — говорил он, нежно сжав ее лицо руками, — до тех пор, пока ты будешь верна мне.
Но в ней горел уже новый огонь. И жег так сильно, что она не могла дольше притворяться спящей. Надо было принять решение. Хью сжал ее в объятиях и нежным голосом произнес ее имя. Но Ханна вот-вот уедет, а она останется наедине с ним в Фирсбарге. И все будет по-прежнему: тщетность ее сопротивления, вечная холодность, глухота и отупение и невозможность общения с кем-либо, кроме него.
Не лучше ли сдаться? Дать ему то, чего он просит. Сама миссис Бирта считала ее положение достойным зависти. С ней не будут плохо обращаться. Скорее, наоборот. Она выжгла на столе Розу Исцеления. Могла, значит, учиться дальше, узнать, действительно ли она так глуха к магии. Может быть, отец ошибался и в ее крови есть эта мощь? А может, он знал об этом и хотел только защитить…
— Перестань противиться мне, Лиат. Тебе же будет лучше. Почему ты?..
Она дрожала от его прикосновений. Действительно, почему? Пришло время выбирать.
— Я не буду твоей рабыней, — прошептала она. Она бы заплакала, так трудно дались ей эти слова, но не могла, задавленная страхом. Оттолкнув Хью от себя, Лиат обхватила руками колени и замерла, неподвижная и глухая ко всему.
Он оставался спокоен.
— Что ты сказала?
Возразив ему один раз, она знала, что теперь должна быть тверда до конца. Она бросилась в противоположный угол комнаты и забилась туда, глядя на него, как кролик глядит на лисицу. Но голос ее звучал тверже:
— Я не буду твоей рабыней.
— Ты уже моя рабыня.
— Думаешь, меня можно купить за две номизмы?
Хью посуровел.
— Ну тогда обратно, в свинарник.
Улыбка не сходила с его лица, он хорошо знал, что, пережив одну зиму в тепле, Лиат никогда уже не решится вернуться к холоду и лишениям. Она сама думала, что асе это кончилось: грязная солома, спина старого хряка, холодные весенние ночи. Но превозмогла страх.
— Да. Я вернусь обратно в свинарник.
Она поднялась на ноги и медленно, неуверенно переступая, пошла к двери. Хью не дал ей этого сделать, ударив с такой силой, что она пошатнулась. Последовал новый удар. Она упала и стукнулась головой о каменную стену. Попыталась встать. Новый удар, еще и еще один. Она на руках поползла к выходу, превозмогая боль. В ушах звенело, все тело разламывало.
— Ну что? — Голос его дрожал от злобы. — Эта келья или свинарник?
Лиат приподнялась. Правый глаз затек, да и равновесие она держала с трудом. Она сделала шаг, второй, ухватилась за ручку двери и приоткрыла ее. Одновременно с дверным скрипом последовал новый град ударов. Она вывалилась в сени и ползла дальше, но каждый раз, когда она делала движение вперед, он бил ее сапогом. Кровь заливала правый глаз, но это уже не имело значения. Она лежала, сотрясаясь от плача, пытаясь сдержать его и не издавать ни звука.
— Ну что, Лиат? Что выбираешь?
— Свиней.
Говорить было трудно, рот был полон крови. Она снова пыталась ползти, но ее накрыла тьма, потом сознание прояснилось, и она устремилась к выходу из кельи, в свой свинарник. Слышала испуганные слова, но это все было где-то далеко и обращено не к ней.
Все болело: жгучие пятна синяков, кости и поломанные ребра. Соленая кровь заливала рот, но казалось, что во рту пересохло. Ужасно хотелось пить. Она представила мысленно свинарник, где-то неподалеку от ее города памяти ютились Троттер, его пожилая супруга миссис Трюффлинг и поросята: Хиб, Ниб, Джиб, Биб, Гиб, Риб и Тиб. Хотя нельзя было сказать, кто из них пережил зиму, а кто был зарезан и засолен.
Он ударил ее слева, и она упала на холодный шершавый каменный пол, расцарапав лицо, но крохотные и впившиеся в раны крупицы песка помогли ей сохранить сознание. Она чуть ли не пересчитала каждую песчинку из тех, что попали в открытую рану на щеке. Больно было вдыхать и выдыхать, но она должна доползти до свинарника. Там она будет в безопасности. Она и книга.
Боль пронизала ее тело. Она закричала наконец от ужаса. Он скорее убьет ее, чем позволит попасть туда. Убить ее! Она открыла левый глаз и увидела, что Хью стоит в двух шагах от нее, с лицом холодным и словно выточенным из камня. Но он не прикоснулся к ней. Приступ боли повторился. На бедрах чувствовалась теплая жидкость. Она попыталась что-то сказать, но не могла заставить себя пошевелить языком сквозь ужасную боль. Она свернулась в клубок и забылась…