Королевский дракон

«Мы задержим их так долго, как сможем», — последнее, что сказал ей Санглант. Конечно, она не слишком его интересовала. Да и с ее стороны это была детская игра, а не любовь. Любовь рождается на узах крови, в общих делах, в долгах отношениях — а не в мимолетном взгляде. Она не может быть плодом глупой, навязчивой страсти. Принц не вспомнил бы о ней, даже если б остался жив. Не только из-за разницы в происхождении, она верила в отцовские слова о том, что их род может преклонить колени лишь перед королем. Их род был достойным — вот и все, что ей необходимо знать. Их род владел собственными землями, неподвластными никому из принцев, только королю. Но дело было не в этом.

«Будь связана, как и я, судьбой, что другие уготовили для тебя». Так сказал ей Санглант. Разве смерть за своего короля не обязанность командира «королевских драконов»? И разве не обязана она жить, чтобы служить своему королю? Разве она не привязана к жизни своей собственной тайной — тайной гибели отца, смертью матери за восемь лет до того, тайной сокровищницы своего разума, тайной, которую она несла в своей суме и, конечно, в собственной голове? Она стала рабыней из-за того, что другой человек хотел обладать ее сущностью. Она навеки запятнана рабством, как запятнана смертью отца. Глуха к магии или защищена от нее, но так или иначе привязана к ней… От судьбы нельзя уйти.

Так шли они, оставив гибнущий город далеко позади. Лиат совершенно ничего не чувствовала. Она не позволяла тоске овладеть собой, за долгие месяцы рядом с Хью она научилась этому. Научилась бороться с чувствами, укрываясь от них за воротами города памяти.

Но она плакала. Она плакала о Сангланте и о том, что могло бы быть между ними. Плакала об отце, о матери, о Вулфере и о Манфреде, о мертвом «орле», чей значок теперь на ее груди. Плакала о людях, о епископе Гента, о храбрецах, что умрут, задерживая варваров. Лиат вспомнила чародея — Кровавое Сердце. Она не верила в то, что он сохранит святость перед алтарем. С чего бы? Он убил графиню Хильдегарду и воспользовался ее знаменем для своей коварной уловки. Ему для чего-то нужен был Санглант. Для чего?

Она держала горящий факел перед собой — единственный, оставшийся у нее источник света. Хотя что же она? Можно было верить в то, что Ханна жива. Она найдет ее. И еще — были «орлы». Теперь она действительно одна из них.

Лиат шла вперед по тоннелю. Она не знала, отстали идущие за ней или нет. Просто шла вперед, не оглядываясь.

5

Эйкийцы ворвались в Гент на рассвете. В полдень Лиат, изможденная и усталая, моргая и щурясь от света, выбралась из подземелья навстречу ясному весеннему дню. Следом выбирались уцелевшие гентийцы. Тоннель был длинным, и постоянный страх прибавлял усталости. Лиат боялась, что сотня ступеней, ведущих вверх, послужит неодолимым препятствием для несчастных беглецов.

Они поднимались медленно. Первыми за ней поднялись диаконисы с реликвиями. Потянулась долгая вереница детей и женщин. И остальные: кузнец с молотом и инструментами, мастерство этого человека было слишком драгоценным, чтобы жертвовать им в безнадежном сражении; две долговязые акробатки, выступавшие на ночных пирах бургомистра; старый бард, исполнявший там «Элениаду» и сочинявший собственные стихи на даррийском…

Слишком медленно. На какое-то время людской поток иссяк. Лиат молилась, чтобы эти люди не были последними. Появились остальные — спотыкаясь, хромая, в синяках. Когда они выбрались, поток возобновился. Спасенные в изнеможении падали на землю и тупо смотрели в ясное весеннее небо.

Лиат не могла разделить их скорбь, хватало своей. Она отошла подальше от тоннеля, едва видного за кустами и деревьями, росшими у основания холма. Как и сказал Санглант, вокруг расстилалось поле, засеянное овсом.

Кое-где поднимались огромные невыкорчеванные пни от вырубленных деревьев, а за ними виднелся настоящий дикий лес. У опушки стояли две хижины. Она увидела, как из ближайшей вышел человек и уставился на невесть откуда взявшихся людей. Он замахал руками, побежал к отдыхавшим диаконисам и о чем-то с ними заговорил. Лиат осторожно приблизилась к ним, не сразу сообразив, что как «королевский орел» она может слушать все беспрепятственно.

— Но… это же чудо… — человек кричал, ломая руки. — Подземный ход сужается и заканчивается тупиком в нескольких десятках шагов от своего начала. Мы частенько прятались там, когда приближались эйкийские разъезды. Еще пять дней назад в нем прятался отряд «драконов». Но я никогда не видел ступеней или хода, ведущего к востоку.