Церковный колокол прозвонил, возвещая верующим о начале праздника Всепрощения. Алан поднялся с постели, накормил собак и напился дождевой воды из бочки. Из окна псарни видно было дорогу, ведущую в долину городка Лавас и к храму. Он видел людей — некоторые из них ползли на коленях, другие просто согнулись, третьи сложили руки на груди, и все двигались к церкви. Там брат Агиус должен был провести утреннюю службу, ибо диакониса Вальдрада была больна.
Как человек, приписанный к конюшням и складам, Алан сначала выполнял свои обязанности, а потом молился. Так и блаженный Дайсан в свое время должен был пострадать за грехи верных, чьим пастырем он был, а потом получил освобождение от земной бренности и сквозь семь сфер вознесся прямо к сердцам Господа и Владычицы.
Кто-то смотрел на него. Алан обернулся. Это был вождь эйка. Его волосы, белые, как снег, странно светились на фоне потемневших от времени деревянных стен. Интересно, спал ли он когда-нибудь? Алану начинало казаться, что нет.
Мастер Родлин не отдал никаких распоряжений относительно пленника. Все ушли на службу. Но разве вождь варварского народа не поклонялся богам, пусть даже и ложным? И Алан решил, что будет благочестивым поступком накормить его. Он принес пищу, предназначенную для заключенного, и, пока тот ел, Алан заговорил голосом тихим и спокойным, стараясь не напугать варвара. Он рассказывал о жизни и деяниях блаженного Дайсана и Круге Единства. В конце концов свет истинной веры должен достичь сердец всех тварей Господа. Разве святому Мартину и его сестре, святой мученице Плацидании, не удалось однажды обратить в истинную веру семейство гоблинов с горы Гаренц?
— В этот день мы вспоминаем о наших грехах, — говорил Алан. Ранним тихим утром голос его раздавался, словно эхо. Он слышал, как его слова переплетаются с рыком собак, грызущих кости. Вождь наслаждался едой, не издавая ни звука. — А затем семь дней молимся и постимся, как это делал блаженный Дайсан в пещерной церкви Саиса, священного города. Эти семь дней мы называем Экстасисом. Когда он покидал этот мир, как и просил в молитвах, взывая об искуплении грехов всех, кто мог только прийти в Круг Единства, очерченный Господом и Владычицей, душа его поднялась сквозь семь сфер, и на утро дня седьмого он вступил в Покои Света. И Господь со Владычицей в милосердии своем приняли его прямо в рай. Написано в «Деяниях святой Теклы», Теклы Свидетельницы, что вся церковь, где он молился, внезапно осветилась светом Божьей милости, таким ярким, что видевшие ослепли и прозрели семь дней спустя. Но блаженный Дайсан уже ушел, пребывая в Покоях Света. В день Преосуществления мы празднуем и веселимся, ибо все можем получить милость Наших Господа и Владычицы.
Как и собаки, вождь любил недоваренное мясо, доедал каждую крошку и кости. Наконец он поднял голову и облизнул губы. Запах его тела напоминал затхлый запах замурованных пещер, запах камня.
И он заговорил:
— Халан!
Алан удивился, отступив на два шага, но тут же кинулся к вождю и надел на его правую руку цепь.
— Халан, — проговорил эйкиец, не сводя с него глаз. Его высокий голос напоминал звук флейты.
«Он пытается перетянуть меня на свою сторону, — подумал Алан. И вздрогнул. — Странное произношение — Халан!»
— Меня зовут Аланом, — сказал он нерешительно, не уверенный в том, что правильно понял цели пленника. — Я Алан, сын Генриха. А у тебя есть имя?
Он попытался повторить мимику варвара. Тот обнажил зубы так же, как его собаки, и Алан не мог понять, улыбка это или попытка напугать его.
— Генрих… Король.
Алан сдержал восклицание.
— Король Генрих правит Вендаром и Варре. Как твое имя? Кто правит в землях, откуда ты родом?
— Кровавое Сердце. Вождь Людей Моря. И я тоже сын. Сын Кровавого Сердца.
Сын вождя эйка! И несмотря на изумление, смешанное со страхом, Алан чуть не рассмеялся от того, что эйка подумал, что Алан сын короля Генриха!
Но прежде, чем он успел ответить, собаки, забыв о костях, кинулись к дверям. Вождь запрокинул голову и пронзительно завыл вместе с собаками. Алан зажал уши и выскочил из клетки, посильнее заперев дверь. Собаки словно сошли с ума. Он вбежал по лестнице на помост и увидел то, что его четвероногие подопечные только слышали.
Это была самая роскошная процессия из всех, что он когда-либо видел. Около пятидесяти всадников, огромное количество пеших слуг. Флаги и вымпелы развевались на ветру, позолоченные солнечным светом. Тележки и фургоны, раскрашенные в яркие цвета, тянулись позади, замыкали процессию конюхи, запасные лошади и странная, огромных размеров клетка на колесах.
Алан перебрался через ограду, спрыгнул на землю и побежал. Ни разу он не видел и не думал, что увидит подобное зрелище: свиту великой принцессы. Он добежал до замка как раз вовремя, чтобы присоединиться к процессии поменьше, свите графа Лавастина, вышедшей навстречу. Граф был одет в простой кафтан и простые панталоны, как и полагалось в день Всепрощения. Он и его люди шли навстречу кавалькаде госпожи Сабелы и встретили их перед храмом, где собралась толпа прихожан.