Королевский двор Франции в эпоху Возрождения

Приняв участие в дискуссии о сущности государственного устройства, сложившегося в большинстве европейских монархий конца XV–XVI вв., как правило, обозначающегося как Etat moderne, Н.А. Хачатурян специально отметила, что рассматривает его как форму, непосредственно предшествующую государству раннего Нового времени, т. е. позднесредневековое государство. Соответственно, исследовательница сформулировала одну из важных задач в современной истории королевского двора — изучение сущности его институционального генезиса, как ключевого индикатора, доказывающего, что феодальные формы государственности, включая двор, не исчезли и не изменили свое социально-политическое содержание во Франции XVI в.: «Институциональная история двора, даже на этапе включения его в общий процесс модернизации государственности, убедительно демонстрирует… зыбкость границ между частным и публичным началами в характере власти и практиках управления, а также отнюдь не триумфальное развитие процесса изживания частных компонентов в эволюции государственности в целом»[89]. Независимо от французских исследователей, давая характеристику двору позднесредневековой эпохи, Н.А. Хачатурян подчеркнула неразрывную связь его институционального и социального начала, которое невозможно изучать по отдельности, рискуя сделать ошибочные выводы: «Королевский двор как часть системы государственных учреждений, включенных в процесс ее модернизации, т. е. публично-правовой трансформации, тем не менее, оставался по-преимуществу прибежищем для сохранения личностного принципа в социальных связях и службе, демонстрируя, таким образом, их непреходящее значение (тем более в условиях авторитарной власти) и формируя среду, где внутренняя консолидация неизбежно считалась с противоречиями, борьбой личностей и кланов»[90].

Вышедшие под редакцией Н.А. Хачатурян два сборника статей, специально посвященные двору, касались различных аспектов европейской куриальной истории — социальных, церемониальных, культурных, символических; дворы Франции XV–XVI вв. были представлены работами о бургундском дворе в изображении Оливье де Ла Марша (Н.А. Хачатурян), Клемане Маро на службе двора (А.Б. Каплан), дворе Валуа глазами католических и гугенотских публицистов (И.Я. Эльфонд), дуэлях при дворе (В.Р. Новоселов)[91]. В дальнейшем многие участники группы «Власть и общество» продолжили свои исследования, образовав различные тематические направления, так или иначе связанные с темой истории государственных и социальных структур, властных, управленческих процессов и институтов, в том числе куриального.

Так, исследование Е.Н. Кирилловой о ремесленных и торговых объединениях XVI–XVIII вв. в Реймсе неожиданно поставило вопрос о возможности применения терминологии, используемой для характеристики профессиональных институциональных групп третьего сословия, также в отношении института двора, и шире — для понимания социальных процессов во французском обществе позднесредневековой эпохи и раннего Нового времени в целом. Например, термин «корпорация» оказался удобен для объяснения сущности королевского двора как системного социального и институционального механизма, сложившегося именно в XVI веке, равно как новое слово — «Регламент» — не случайно становится универсальным в это время и применяется как в отношении церемониальных установлений двора (обозначая вид королевских актов), так и в отношении функциональных правил отдельных профессиональных городских объединений. Невольно напрашивается мысль о том, что двор корона считала своей важнейшей корпорацией, приводящей в движение все остальные[92].

Многочисленные работы Н.И. Алтуховой только доказывают это предположение. Изучая финансовые документы периода царствования Генриха III, т. е. 1570–1580-х гг., в частности, связанные с практикой продажи должностей, Н.И. Алтухова представила скрытые процессы формирования и укрепления королевской клиентелы среди чиновной корпорации в провинциях, целенаправленной экспансии двора, связывающей личными и долгосрочными обязательствами продавца должностей — короля, и покупателя — чиновника и его семью. Во многом это помогает объяснить тот факт, что французское чиновничество средней руки продемонстрировало лояльность короне в критические годы Гражданских войн, не допустив распада государственного механизма, получив в обмен на лояльность право инкорпорации в дворянское сословие и обретение придворной должности[93].