Королевский двор и политическая борьба во Франции в XVI-XVII веках

В момент покушения на Генриха III двор, о чём говорилось выше, уже не представлял единого целого: часть его находилась в Сен-Клу, военной резиденции короля, другая вместе с королевой Луизой Лотарингской в Туре, остальная оставалась в Париже. За несколько часов до своей смерти Генрих III встретился с Генрихом Наваррским, которого, согласно мемуарам канцлера Шеверни, «объявил действительным и законным наследником короны, приказав всем принцам, главным коронным чинам, военным и служащим своего дома признать его и служить ему как своему преемнику». Придворные Генриха III, после его похорон в Компьене (королевская усыпальница Сен-Дени находилась под контролем Лиги), частично примкнули к Генриху IV, частично разъехались по своим замкам.

Двор Генриха IV в 1589–1594 гг. представлял собой боевых соратников нового короля и перемещался вместе с ним по Франции, участвуя в сражениях с Лигой и располагаясь в военных лагерях. Мало что известно об обслуживающем персонале монарха, но можно предположить его немногочисленность. Костяк армии Генриха IV составляли дворяне разных вероисповеданий. Новый французский король всячески привлекал к себе прежних придворных Генриха III в целях укрепления своего положения и организации власти. Географию перемещения «военного двора» Генриха IV можно проследить по сохранившимся решениям Королевского совета, который заседал, сопровождая короля по разным городам и весям, начиная от лагеря близ Руана в январе 1592 г. до Парижа, который открыл ворота победителю в марте 1594 г. Столица действительно «стоила мессы».

Воссоздание двора и дома короля началось сразу же после вступления Генриха IV в город: уже в июне этого года последовало распоряжение, регламентирующее выплату жалованья служащим королевского дома (впервые с 1589 г.!), а немного ранее вновь был организован отряд из сотни почётных дворян монарха. Приняв католичество, Генрих IV сумел восстановить в Лувре дворцовую церковь своего предшественника, разыскав принадлежавшую ей утварь, благодаря чему была налажена служба главного раздатчика милостыни Франции, самого влиятельного прелата страны, исполнявшего роль епископа двора. А вообще, главная резиденция Валуа — Лувр — была основательно разграблена и распродана в своё время лигерами, причём большую часть мебели и прочих предметов материального быта разыскать не удалось.

Как мы видели, строгий регламент двора последних Валуа и его новая организация шли вразрез с устоявшимися представлениями дворян об их прежнем поведении при дворе, о том, что король — лишь первый среди них. Многие уезжали в свои замки, вступали в Католическую Лигу, бросая придворную королевскую службу, которая ограничивала их независимость и накладывала определённые обязательства. Многие дворяне, сохранявшие рыцарско-феодальный дух, отказывались принимать придворную жизнь, всецело подчинённую королю. Они чувствовали себя обиженными королевским церемониалом, который содержал только чёткие, расписанные по часам обязанности членов двора и совершенно игнорировал какие-либо традиционные права придворных, возможность обращения к королю без многочисленных условностей. Для гордого французского дворянства дворцовые строгости при полном политическом бессилии Генриха III казались оскорбительной прихотью монарха, который к тому же совсем не напоминал традиционного короля Франции, скорее наоборот. Этим в том числе объясняется резкое, полярное разделение французского дворянства на друзей и врагов короля.

Однако длительные, почти сорокалетние гражданские потрясения расставили иные акценты. Значительно поредевшее (приблизительно на треть) дворянство было разорено и устало от постоянных войн. Второе сословие переживало очевидный моральный и психологический кризис. Бывшие придворные с сожалением вспоминали «золотой век» — утраченную роскошь, изысканность и высокую культуру прежней династии, придворные празднества и внешнее великолепие двора. Постепенно приходило осознание того, что, поступаясь своей независимостью при дворе, подчиняясь правилам его жизни, можно приобрести гораздо большие блага, нежели находясь вдалеке от него. Дворяне всё более понимали суть придворной фортуны, дающей шанс каждому соучаствовать в управлении государством.