Королевский двор и политическая борьба во Франции в XVI-XVII веках

Однако через два года (в 1641 г.) английский король под нажимом Ришелье и ввиду углубляющейся внутренней нестабильности в самой Англии (где, по сути, уже началась революция) также принял решение отменить разрешение на дальнейшее пребывание Марии Медичи и её свиты в Англии. Королеве-матери оставалось только отправиться на свою родину — во Флоренцию, куда её по-прежнему сопровождала внушительная свита более чем из ста человек. По пути она остановилась и позже занемогла в немецком Кельне, где и умерла летом 1642 г., до последней минуты надеясь пережить Ришелье. Перед смертью она послала своё обручальное кольцо Анне Австрийской. Члены её окружения, главным образом итальянцы и мелкие французские дворяне, так и не увидевшие свою госпожу снова у власти, растворились в небытие.

Третью волну эмиграции мы связываем с мятежом герцога де Буйона, герцога де Гиза и графа Суассонского в 1641 г., когда после гибели Суассона остальные лидеры не смогли организовать серьёзного сопротивления короне. В 1641 г. в Брюсселе появились герцогиня де Шеврез и придворный графа Суассонского Александр де Кампьон. Также известно, что герцог Генрих II де Гиз, сын Шарля де Гиза и внук знаменитого лидера Католической лиги, бежал к испанцам, осужденный на смерть решением Парижского парламента. Все они вернулись на родину только после амнистии, объявленной регентшей Анной Австрийской в 1643 г.

Наконец, последний этап эмиграционного движения наступил летом 1642 г. после неудачи заговора маркиза де Сен-Мара. Ларошфуко пишет: «Я предоставил [графу де Монтрезору] барку с людьми, которые благополучно доставили его в Англию. Такую же помощь я готов был оказать и графу де Бетюну, не только замешанному, подобно графу де Монтрезору, в деле Главного (Сен-Мара. — В.Ш.), но имевшему к тому же несчастье быть обвинённым… в разглашении тайны договора с Испанией». Клод де Бурдей, граф де Монтрезор, внук знаменитого писателя-мемуариста Брантома, являлся главным, после смерти Пюилорена, конфидентом Гастона Орлеанского. Герцог, однако, не пожелал приложить усилия по его спасению, как он обычно поступал со всеми своими друзьями.

Позднее граф де Монтрезор отмечал в своих мемуарах, имея в виду главного министра: «Он обладал страшной завистью ко всем, кто имел влияние. Великие люди, кто бы они ни были, являлись его врагами и подвергались его неумолимой мести. Все, кого он не смог умертвить, проводили свою жизнь в изгнании». В этом отрывке выражена точка зрения всей дворянской эмиграции, считавшей себя жертвой амбиций Ришелье. Вполне возможно, что кардинал действительно удалял аристократов от двора и провоцировал их бегство за границу, руководствуясь идеей мести — ведь заговорщики угрожали его жизни. Вместе с тем видел опасность заговоров и мятежей прежде всего для положения страны в целом, так как в любом случае они ослабляли Францию, ведущую войну. Кардинал государства, Ришелье в своей политике руководствовался прагматической «государственной необходимостью» (raison d'Etat), вытеснявшей идею «общественного блага» (bien public), которую традиционно отстаивала знать. Главный министр пытался добиться такого положения, при котором не Франция была бы на службе у дворянства, а дворянство на службе у Франции, являясь лучшей и главной частью социального механизма государства.