Королевский двор и политическая борьба во Франции в XVI-XVIII веках

Если при дворе королевы Луизы все было проникнуто набожностью и памятью Генриха III, то двор Маргариты, как настоящий двор Валуа, сохранял все ренессансные традиции. Это был центр не только церемониальной, но также культурной и интеллектуальной жизни Франции. Изысканные вкусы Марга-[80]риты накладывали отпечаток на характер поведения ее придворных. Неоднократно приглашаемый королевой Брантом неустанно восхищался на страницах своих сочинений организацией повседневной жизни ее двора, который напомнил ему двор парижский, «наш двор». Торжественные и ординарные мессы, публичные обеды, балы, театральные представления, нарочито изысканный язык и манеры, постоянное присутствие при дворе ученых, писателей и поэтов (братьев д'Юрфе, например) — этого не знал ни один из существующих тогда во Франции дворов. Юссон стали называть «новым Парнасом». И все это — во времена, когда, казалось, политическая и социальная разруха во Франции достигли своего апогея. Двор Маргариты привлекал, конечно, не только дворян Оверни, но и жителей соседних провинций, и даже парижан, привлекал не только как память об ушедшем «золотом веке», но также выраженной аполитичностью. «Подобно Вам, я выбрала спокойную жизнь», — написала Маргарита Брантому в 1591 г., который позже, в свою очередь, в «Хвалебном слове Маргарите де Валуа» опишет эту жизнь в следующих выражениях: «Королева Маргарита, которой должно было бы играть роль пульса земли французского королевства, со всем благородством отказалась от этой роли, хотя королевство это принадлежало ей по полному праву — божественному и человеческому... и удалилась в замок Юссон средь пустынь, скал и гор Оверни, населенных людьми, столь непохожими на жителей великого города Парижа, в котором она должна была бы теперь обладать своим троном и творить справедливость... Ее мы видели только как прекрасный светоч, как яркое солнце, озаряющее всех[81]нас, и даже когда оно спряталось за вершины скал и гор Оверни, то также превратилось в некий чудный порт, морскую гавань, огни которой для моряков и путников были сигнальным фонарем, спасающим от крушения, а ее пристанище стало самым красивым, самым нужным и самым почетным для всех и для нее самой».

Важным фактором относительной стабильности положения двора Маргариты явилось то, что Овернь и соседний Лангедок быстро признали Генриха IV, и на их территории не было масштабных боевых действий, хотя зимой 1590/91 г. королеве и ее окружению пришлось пережить бунт гарнизона Юссона, задобренного обещаниями скорой выплаты денег. В 1593 г. король восстанавливает регулярное финансирование двора своей жены, которая, в свою очередь, организует его в полном объеме. Именно в это время уже появляется постоянный совет Маргариты во главе с канцлером Жаном Бертье, будущим епископом Рье, представляющим ее юридические интересы.

Таким образом, пока мужчины воевали, придворная жизнь сохранялась при «дамских дворах», и именно двору Маргариты де Валуа удалось оказать влияние на французский двор XVII века и осуществить настоящую преемственность в деле его организации и функционирования. Однако случилось это уже в 1600-х гг., а к моменту коронации Генриха Наваррского в 1594 г. в Шартре, который отныне мог полноправно называться Генрихом IV, всем было понятно, что старого двора более не существует. Итогом гражданских войн стала глубокая ностальгия дворянства по утраченному навсегда двору Валуа, всеобщая [82]социальная апатия и депрессия. Ренессансная Франция канула в Лету.

В числе многочисленных проблем, стоящих перед Генрихом IV, о чем пойдет речь в 3-й части настоящей книги, оказалась весьма злободневная проблема организации «дамского двора». Герой одноименного произведения уже упоминавшегося Агриппы д'Обинье барон де Фенест произнес слова, которые разделила бы вся мужская часть двора Генриха IV: «Удалите от двора дам, упраздните дуэли и балеты, и там будет незачем находиться». Дамы появились при новом дворе вслед за своими мужьями в 1594 г., когда нового короля признал Париж и он в очередной и последний раз сменил вероисповедание. Однако дома королевы — главного социального символа «дамского двора» — в данный момент времени не существовало, поскольку законная жена короля — Маргарита де Валуа — пребывала в Юссоне, пережидая гражданские войны и рассчитывая на возвращение в Париж вслед за королем. Генрих IV в тот момент меньше всего желал видеть Маргариту в столице, поскольку мечтал о разводе и женитьбе на своей фаворитке Габриэль д'Эстре, герцогине де Бофор.