Королевский двор и политическая борьба во Франции в XVI-XVIII веках

После бегства Марии Медичи и Гастона Орлеанского оппозиционные придворные объединились вокруг фигуры Анны Австрийской во многом благодаря тому, что она оставалась единственным членом королевской семьи, кто еще противостоял кардиналу. Очевидно также, что никто из них не видел в Анне лидера, но она сама и ее дом были удобной ширмой для осуществления враждебных Ришелье планов. Придворным заговорщикам из среднего дворянства и грандам требовалось покровительство королевы, которое само по себе обладало «сакральным смыслом». Помощь и совет королеве считались почетным долгом, и каждый дворянин полагал за честь стать на сторону притесняемой государыни, выдержав экзамен на звание придворного через участие в заговоре. Преданность Анне Австрийской рассматривалась как форма протеста против «тирании» Ришелье. Королева скорее была символом борьбы, боготворимым идеалом, ради которого можно было выражать неудовольствие проводимой политикой и чувствовать себя обязанным поддерживать все оппозиционные настроения. Так думал Ларошфуко, описывая двор 1630-х гг.

Однако были и иные мотивы для присоединения к партии Анны Австрийской, более циничные, прозорливые и меркантильные. Так, Эдм де Ла Шатр писал в своих мемуарах: «Видя, что нет повода надеяться на внимание к себе, пока кардинал Ришелье всемогущ, и так как я не мог безропотно ему подчиняться,[162]тем более что я поддерживал такие дружеские связи и контакты, которые могли бы ему показаться подозрительными, я посчитал, что должен подумать и принять сторону какой-нибудь другой партии, к которой однажды могла повернуться фортуна. Размышляя об этом, я не нашел ничего ни более справедливого, ни более обнадеживающего, чем партия королевы, пото- му что король был очень болен и не мог дожить до того, как его сын достигнет совершеннолетия, а регентство неминуемо должно, спустя немного лет, попасть в руки этой государыни <...>, которая неспособна забыть тех, кто был близок к ней во времена ее немилости». Речь идет о 1638 г., когда Анна Австрийская произвела на свет долгожданного дофина Людовика, хотя и не улучшила этим существенно свое положение при дворе. Однако Людовик XIII был уже серьезно болен и действительно вставал вопрос о регентстве после его смерти. Интересно отметить, что Ришелье был уверен, что удержится у власти, найдя общий язык с королевой.

Своеобразие двора Анны Австрийской заключалось в том, что составляющие его придворные менялись едва ли не ежегодно, как правило, после неудачи очередной интриги. Граф де Бриенн, государственный секретарь, клиент Ришелье, симпатизирующий королеве, писал: «Его Высокопреосвященство хотел видеть в окружении королевы только выбранных по его желанию лиц». Главную роль в этом окружении в 1630-е гг. играли знатные дамы, которые, предчувствуя неминуемую ссылку, пытались за короткий срок сделать как можно больше для партии королевы. Ришелье уделил им особое внимание в своем «Политическом завещании»: «...Фракции и волнения могут[163]проистекать скорее от вмешательства женщин; женщины наиболее опасны, нежели мужчины, так как в их природе заложены разные виды обольщения, способные передвигать, колебать и опрокидывать кабинеты, дворы и государства, что является таким тонким и изворотливым злом, какое только может существовать». Политическая активность дома королевы между тем недостаточно оценена в литературе. Так, Ж.-М. Констан, автор книги о заговорщиках времен Ришелье, вообще не увидел его самостоятельной силы, сделав вывод, что от мятежа Монморанси 1632 г. до заговора Гастона Орлеанского 1637 г. не было серьезных попыток устранить Ришелье.

Нельзя недооценивать возможности окружения Анны Австрийской, которое только на первый взгляд кажется слабым, неорганизованным и пассивным по сравнению с другими партиями. События 1632 и 1637 гг., когда были предприняты серьезные попытки королевы и герцогини де Шеврез влиять на политику Франции, свидетельствуют о решительности клиентеллы королевы Анны.