Читаем Королевский двор и политическая борьба во Франции в XVI-XVIII веках полностью

Далеко не все дворяне разорялись и спешили в Париж. Их неудовольствие королевской политикой часто связывалось с фиксальными притеснениями со[213] стороны правительства: налогами на крестьян, а также военными сборами. Правда, мятежность провинций обретала свой смысл с наличием на месте сильного лидера, вокруг которого могла группироваться клиентелла. Обычно таковым являлся губернатор области или принц королевской крови, имеющий собственный апанаж. Вместе с тем не стоит преувеличивать возможности провинциального сепаратизма. Общефранцузская тяга к объединению вокруг единого политического центра — Парижа, принятие фигуры короля как главного источника всякой власти ставило под сомнение все начинания грандов в провинции, поскольку многие представители провинциального дворянства опасались новых гражданских потрясений, вспоминая разруху и опустошения времен Гугенотских войн и регентства Марии Медичи. Обычно мятеж столичных грандов вызывал интерес только на словах; региональная знать не проявляла желания вступать в конфронтацию с короной, усиление позиций которой несло стабильность положения массы дворянства. Правда, и грандов, и провинции в известном смысле объединяла фигура Ришелье — кардинал являлся объектом общей ненависти, хотя дворянство провинций часто было далеко от парижских событий и со времен войн не выдвигало существенных политических претензий к короне. Ненависть к Ришелье как бы подразумевалась, так как его имя связывалось обычно с прессом налогов и необоснованными репрессиями, однако интерес дворянства к мятежам был скорее свидетельством традиционной дворянской сословной корпоративности и редко сопровождался конкретными действиями. Лагеря мятежников были малочисленны и организационно[214] слабы. Лидеров оппозиции в большинстве окружали их парижские клиенты, а мятежных губернаторов — их ближайшая свита из числа друзей и родственников. В целом провинциальное дворянство было очень пассивно в политическом отношении и лояльно настроено к короне. Недостаток сил гранды пытались компенсировать иностранной поддержкой, главным образом испанской, которая выражалась в деньгах и наемниках.

Каждый их трех названных мятежей имел свои особенности, которые мы постараемся рассмотреть. Американский историк Р. Хардинг верно заметил процесс складывания ряда династий провинциальных губернаторов и постепенное превращение губернаторского поста в наследственный. Центральное правительство проявляло особую осторожность к мятежному духу этих провинций. Практически все одиннадцать крупнейших губернаторств Франции — Бретань, Бургундия, Шампань, Дофине, Гиень, Лангедок, Лионне, Нормандия, Пикардия и Прованс — в XVI—XVII вв. предоставлялись высшей знати, грандам. Губернаторы представляли в провинции короля и возглавляли дворянское ополчение.

Вообще, губернаторства стали появляться с постепенной централизацией Франции. Бывшие герцогства и графства волей короны превращались в генеральные наместничества и губернаторства. Королевская власть назначала губернаторов из числа преданных престолу персон, возводя их в сан герцогов и пэров. Это было необходимо, чтобы избежать неповиновения со стороны представителей царствующей фамилии мужского пола, поскольку родственники королей не прочь были рассматривать предоставленный им[215] апанаж как собственное владение. До Гугенотских войн подобный путь был очень эффективен, однако гражданские смуты и слабость последних Валуа способствовали тому, что губернаторы начали действовать самостоятельно. Вплоть до прихода к власти Ришелье королевскую юрисдикцию в ряде районов Франции можно было считать весьма условной. Апеллируя к традиции, губернаторы часто напоминали короне о своих привилегиях. Из двадцати губернаторов крупных провинций в мятежах и придворных интригах 1630-1642 гг. участвовало, по нашим подсчетам, семь человек. Имеются в виду герцог де Бельгард Роже II де Терм де Сен-Лари, губернатор Бургундии, граф Суассонский Луи де Бурбон, губернатор Шампани и Дофине, герцог д'Эпернон Жан де Ла Валетт, губернатор Гиени, герцог Генрих II де Монморанси, губернатор Лангедока, герцог д'Эльбеф, Шарль II JIoтарингский, губернатор Пикардии, герцог де Гиз, Шарль (Карл) Лотарингский, губернатор Прованса, и герцог де Руанне, Луи де Гуфье, губернатор Пуату. Список довольно впечатляющ, хотя в вооруженных мятежах были замешаны только граф Суассонский и герцог де Монморанси.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука