Королевский фаворит

— Что вы мне хотели сказать, дон Симон? — спросила немного дрожавшим голосом королева.

— Государыня, — отвечал Васконселлос, — я пришел к вам по одному очень важному делу… Но прежде позвольте мне предложить вам один вопрос: надеюсь, что теперь, когда над вами уже не тяготит грубая тирания, вы отказались от мысли, погрести себя навеки в каком-нибудь монастыре?

— Я не знаю… Я еще колеблюсь… Свет считает меня супругой короля; чем можно быть после этого, как не невестой Христовой? Чтобы поступить иначе, нужно иметь в оправдание взаимную и страстную любовь.

— Можно поступить иначе, государыня; были примеры, что королевы удерживали за собою трон после падения своих супругов.

— Я не понимаю вас, дон Симон.

— В свою очередь, я тоже колеблюсь, государыня, — с жаром произнес Васконселлос. — Я колеблюсь, потому что теперь я уклоняюсь от пути, который я предначертал себе, и отступление это мне кажется преступлением против принесенной клятвы, изменой своему долгу; к тому же… Выслушайте меня, государыня… О! Поддержите меня! Я люблю вас!

Слова эти он проговорил хриплым и задыхающимся голосом. В ту же минуту он спохватился и готов был бы пожертвовать своей жизнью, чтобы только взять назад свои слова.

— Вы любите меня! — воскликнула королева, страстно взглянув на Симона, но глаза ее встретили суровый и холодный взгляд Васконселлоса.

— Бывают минуты, — сказал он, — когда страсть овладевает человеком, и тогда вся жизнь, хотя бы полная самоотвержения и мужества пропадает даром и обесчещивается одним каким-нибудь словом…

После минутной паузы он снова продолжал тихо:

— Я произнес такое слово, государыня, тогда, когда его нужно было скрывать от вас под страхом вашего презрения ко мне, или быть подлецом в своих собственных глазах.

— Что! — вскричала Изабелла. — Разве преступление любить?..

— Имейте сострадание ко мне! Ради вас я уничтожил в себе воспоминание о немногих днях, составлявших все счастье моей молодости! Ради вас уничтожил я воспоминание о первой и единственной моей любви, потому что другая любовь, более могущественная, овладела моим сердцем. Но честь нашего имени! Я один, государыня, один, чтобы поддержать честь имени, которое было передано мне длинным рядом предков незапятнанным. Мой брат — это мертвая ветка от благородного дерева. От меня одного зависит теперь слава фамилии Суза! То, как поступаю я сегодня, делает меня клятвопреступником, хотя я не виновен ни в каком преступлении.

Изабелла слушала, ничего не понимая. Она чувствовала только, что между ней и Васконселлосом возвышается препятствие, непреодолимее всех тех, которые она знала до сих пор.

— Однажды, — снова начал Васконселлос, — ко мне пришли, чтобы сказать: твой отец умирает. Я бросился к нему. Как сейчас помню его. Он сидел в античном кресле, в которое садятся перед смертью все из фамилии Суза. Он был совершенно спокоен. Лицо его поражало своею бледностью, той бледностью, которая появляется у человека только перед — смертью. Мы упали на колени, то есть я и Кастельмелор.

Мой отец простер над нами свои худощавые руки и глаза его обратились на нас. Я плакал; Луи, мой брат, также: с тех пор я не всегда верю в слезы.

Отец сказал: «Дети мои, любите короля, защищайте короля, умрите за короля!» Он заставил нас дать ему клятву.

Дон Луи поклялся первый. Потом я, приложив руку к сильно бившемуся в груди сердцу, сказал: «Да поможет мне Бог выполнить мою клятву!»Я был искренен. О! Поверьте мне, я любил короля, я хотел бы умереть за него! Но разве нет на свете долга более священного, чем клятва, данная у постели умирающего отца?

Дон Симон произнес последний вопрос, как бы обращаясь к самому себе. Королева продолжала слушать и чувствовала, что дрожь пробегает по ее телу. В то же время она испытывала сострадание, потому что в голосе Васконселлоса слышалось глубокое горе.

— Португалия не должна погибнуть, — продолжал он, — у Португалии должен быть король… Король здоровый телом и духом, ум которого помогал бы руке, а рука была достаточно сильна, чтобы выдержать тяжесть скипетра… Я буду клятвопреступником, но Жуан Суза, мой отец, простит мне, потому что Португалия будет спасена!

Он поднял глаза на Изабеллу, которая с беспокойством глядела на него.

— Я долго колебался, — продолжал он, — долго молился я Богу, прося у него совета; и Бог помог мне. Я пришел к вам, государыня, чтобы просить вашей помощи.

— Располагайте мною, — поспешно сказала королева, — я буду гордиться, сеньор, если окажу помощь исполнению ваших благородных планов. Что я должна сделать?

— Сделаться женою дон Педро, инфанта Португалии.

Изабелла была так поражена этими словами, что не могла произнести ни слова.

— Высшее дворянство вас любит, — продолжал Симон, — оно станет на сторону вашего супруга, и когда настанет час, а он приближается, изменники, разрушающие трон Альфонса, найдут за его развалинами другой трон, который, опять-таки будет законным троном.

Изабелла молчала. Васконселлос опустился на колени.

Тогда королева, казалось, вдруг пробудилась, глаза ее засверкали, дыхание стало прерывисто, горькая улыбка появилась на губах.