Королевский гамбит

— Родись я мальчиком, — многозначительно отозвалась я. — Но поскольку я всего лишь слабая женщина, ты можешь сообщить маме, что я согласна выйти замуж за синьора Никколо.

Радостный крик донесся из-за двери.

— Какое счастье! — воскликнула Кармела, открывая замок и распахивая дверь настежь.

Столь сердечной, одобрительной улыбки, таких нежных объятий я не удостаивалась с тех пор, как вышла из пеленок. Я тоже нежно обняла ее, пытаясь сдержать набежавшие вдруг слезы, ведь уже много лет мой вид вызывал у нее одно раздражение. Я забыла, что такое бескорыстная материнская любовь, давно уже притворялась, что не замечаю атмосферы молчаливого недовольства, окутывавшего нас, словно поношенным плащом, который нам в силу обстоятельств приходилось делить между собой. И ныне, когда, казалось, мы скинули эту потрепанную накидку, я собиралась вновь разочаровать ее.

Я довольно холодно, хоть и с вымученной улыбкой, вырвалась из ее объятий.

— Я рада, что мое решение осчастливило тебя, матушка. Только, пожалуйста, окажи мне одну небольшую любезность. Прошу, подожди еще день, прежде чем сообщать ему о моем ответе.

Она на мгновение нахмурилась, и я испугалась, что она мне откажет. Еще один день, и я исчезну, никому не причинив вреда, лишь моему отцу придется отправить вежливое послание об отказе синьору Никколо. Однако, если весть о помолвке разнесется по городу, мой уход от будущего жениха отразится на моих родных. И хотя это обстоятельство не меняло моего замысла, мне не хотелось доставлять родителям и братьям неприятности.

К моему облегчению, она обрадовалась.

— Ну что ж, полагаю, спешить сегодня не будем. Но завтра же первым делом твой батюшка сообщит ему.

Затем она принялась живо перечислять все, что следует сделать к свадьбе. Я уселась на край кровати и молчаливо слушала ее, когда она ходила взад и вперед по небольшой горнице. Отец мой тем временем, с улыбкой извинившись, вышел из помещения, но прежде мы, когда он остановился в дверях, обменялись понимающими взглядами. Я тоже улыбнулась, хотя и с некоторой грустью. Впрочем, я была уверена в том, что могу положиться на родителя и он поможет мне в осуществлении моего замысла.

И моя уверенность не подвела меня. Той же ночью, когда я вернулась к себе после вечерней трапезы, я обнаружила под своими одеялами старый жакет, мужскую кожаную куртку и короткие штаны, принадлежавшие некогда моему младшему брату.

Задержавшись ненадолго, прежде чем потушить свечу, я написала записку, где сообщала о своем уходе. Еще днем я составила мысленно трогательное послание, но теперь, когда подошло время перенести слова на бумагу, уже раз испытанное чувство вдруг показалось ненастоящим и преувеличенным. Я неуверенно грызла свое перо, ища вдохновения. Наконец, я остановилась на нескольких скупых фразах, не очень нежных, зато более правдивых, чем любое цветистое прощальное послание:

«Я должна уйти. Не беспокойтесь обо мне. При случае пришлю весточку. Дельфина».

Спрятав записку, я разделась и зарылась под одеяла. Мне удалось заснуть, и, проспав два или три тревожных часа, я встала задолго до рассвета. Собрав при свете небольшой свечки несколько предметов, которые намеревалась взять с собой, я молча натянула чужую одежду.

Конечно, это был роскошный наряд для молодого подмастерья. Жакет, хоть и поношенный и слегка вышедший из моды (да, он был одного темно-синего цвета, без буфов и прорезей на рукавах), мог еще послужить. Алые короткие штаны более соответствовали моде, будучи того же яркого цвета, какой носили в то время большинство молодых мужчин. Одеваясь, я с непривычки немного провозилась, но вскоре справилась. Нарядившись, я почувствовала, что краснею в темноте, испытывая дерзкое ощущение свободы — нет, почти обнаженности — без вороха юбок на теле. Должно пройти некоторое время, прежде чем я научусь носить этот наряд, не чувствуя себя голой.

К несчастью, мне надо было справиться не только со смущением. Хоть на мне были простая коричневая куртка, а под ней женская, заменявшая рубашку сорочка, жакет так облегал мои женские округлости, что выдавал мой пол. На миг задумавшись, я снова стащила с себя одежду и проворно разорвала запасную сорочку на длинные полосы. Затем я тщательно, будто перебинтовывая рану, обмотала ими грудь, пока выдающиеся вперед выпуклости не скрылись из виду.

Я вновь надела жакет, и на сей раз результат был гораздо удовлетворительней. Обрадовавшись, я подпоясалась кожаным ремешком, к которому привязала тяжелую матерчатую суму с несколькими монетами и кое-какими безделушками. В заплечный мешок я положила смену белья и другие личные вещи. Затем я обратила свой взор на то последнее, что требовало моего внимания на пути моего полного преображения.