Королевский казначей

Дамы начали перешептываться, прикрываясь веерами, а господа в бобровых шапках открыто возмущались наглостью обвиняемого. Гийом Гуффье яростно колотил по столу, требуя восстановить порядок.

– Никаких речей! Тишина! – орал он.

Кер некоторое время помолчал, а затем воспользовался тишиной, чтобы закончить свое выступление.

– Мои слова не предназначены для ушей суда, – заявил он. – Я не надеюсь на снисходительность этих судей, и меня не страшит тот факт, что эти слова лишь усугубят мое положение. Я надеюсь, что моя речь достигнет ушей тех мужчин и женщин, что толпятся на улице перед тюрьмой, заполняют кафедральную площадь. Вскоре, господа, об этом станет известно всему народу Франции. Я хочу, чтобы мои друзья понимали, в какой обстановке происходит это судилище. Я надеюсь, что мои соотечественники и впредь будут уважать Жака Кера, – ведь они твердо знают, что он невиновен. Несмотря ни на какие вынесенные вердикты.

Кер замолчал, медленно обвел взглядом сидевших в зале и опустился на стул. Он положил ногу на ногу, взмахнул рукой, как бы давая понять, что теперь суд может начать заседание.

3

Первым свидетелем была служанка Агнес Сорель, сгорбленная маленькая женщина. Когда ей задавали вопросы, она то плакала, то кричала, то начинала задыхаться и ловить ртом воздух. Видно было, что эта несчастная боится всего и всех. Ее допрашивал сам Гийом Гуффье. Сначала он уточнил ее имя и род занятий.

– Вы постоянно видели леди Агнес во время ее длительной болезни?

– Да, сударь. Я всегда находилась с ней и спала рядом с ее постелью… если только я могла заснуть, сударь, а это было весьма редко, потому что я постоянно беспокоилась из-за госпожи Агнес. Я помогала ей приводить себя в порядок и дважды в день мыла ее душистой водой…

– Я уверен, что вы хорошая служанка, но… Плаксивую свидетельницу ничто не могло остановить.

Продолжая всхлипывать, она подробно рассказывала о распорядке дня больной страдалицы. Она поведала суду о том, как мыла свою госпожу, расчесывала ей волосы и подстригала ногти. Гуффье не смог остановить женщину и передал ее Дювэ, генеральному прокурору. Дювэ был опытным человеком и мог остановить любого болтуна, так он и поступил в данном случае.

– Вы говорили, что ваша госпожа никому, кроме вас, не позволяла видеть ее во время болезни. Это относилось и к личному врачу Агнес Сорель? – Голос прокурора был строгим, и женщина мгновенно перестала болтать.

– Да, сударь. Когда он приходил, в комнате всегда царила темнота.

– Но, наверное, там горели свечи?

– Не всегда.

Жак Кер был доволен ходом допроса. «Когда я буду задавать вопросы этой женщине, – подумал он, – ей придется признать, что сделать, к сожалению, ничего уже было невозможно: Агнес Сорель умирала, и всем это было известно. Позже я получу такие же показания и от самого врача».

Когда начался допрос, Кер почувствовал, что у него появился азарт, кроме того, в нем проснулась надежда. Он не хуже любого адвоката разбирался в законах и был уверен, что легко сможет найти несоответствия в обвинении.

Дювэ продолжал допрос свидетельницы:

– Вас не было с госпожой Агнес утром восьмого февраля, когда ее навещал Жак Кер?

– Нет, сударь. – Служанка сказала это так, будто ее отсутствие явилось настоящей катастрофой, ошибкой, приведшей к страшным последствиям. – Я не хотела, чтобы мадам Сорель виделась с этим господином, и говорила, что она слишком слаба, будет лучше, если мы отошлем его прочь.

Прокурор потребовал, чтобы свидетельница подробно рассказала о том, что случилось в то утро.

– Госпожа провела неспокойную ночь и утром была очень слаба. Но она настаивала на том, чтобы повидать королевского казначея, и потребовала, чтобы ее перенесли в маленькую комнату, там она могла лежать в темноте за деревянной решеткой. Я помогла перенести госпожу, но не стала открывать окно и начала уборку. Я была занята своим делом, когда вдруг увидела госпожу де Вандом, стоявшую у двери. «Он привел с собой даму, – сказала она, имея в виду господина Кера. – Эта девушка так похожа на нашу госпожу, что их просто невозможно отличить!» Я возразила госпоже де Вандам, сказав, что это невозможно, что наша госпожа – самая прекрасная женщина в мире и никто не может быть на нее похож. Мадемуазель Вандом резко тряхнула головой и продолжала: «Иди и посмотри сама. Она сидит в холле, ожидая его, и выглядит весьма напуганной». Я продолжала убирать, а госпожа Жанна де Вандам сказала: «Я хочу посмотреть, что делает этот человек». Она исчезла, а через несколько минут и я вышла в холл, чтобы взглянуть на девушку, которая была похожа на госпожу Сорель. В холле никого не было, и я подумала: «Может, Жанна де Вандом и благородного происхождения, но она постоянно что-то придумывает и вечно все путает».