Королевский лес. Роман об Англии

Адела отвела от него взгляд, уперлась взором в полоску земли, которую он только что присвоил, и поняла: неудивительно, что он повел себя грубо, будучи застигнутым за попыткой – законно или нет – отвоевать несколько футов украденного у него, как он полагал, наследства.

Адела повернулась к Эдгару и улыбнулась:

– Я не скажу, если и ты промолчишь. – Она перешла на французский, но заподозрила, что наблюдавший за ними Прайд догадался о смысле.

Эдгар пребывал в замешательстве. Прайд следил за ним. Затем Эдгар покачал головой.

– Не могу, – буркнул он по-французски и обратился к Прайду на его родном языке: – Верни на место, Годвин. Сегодня же. Я проверю. – Он подал Аделе знак, что пора уезжать.

Ей захотелось что-нибудь сказать Прайду, но она поняла, что нельзя. Несколько минут спустя, когда арендатор и его семейство скрылись из виду, она заговорила:

– Я не могу вернуться в Линдхерст, Эдгар, ко всем этим охотникам. Можно нам в дом твоего отца?

– Есть спокойная тропка, – кивнул он в ответ.

И через пару миль они доехали по лесу до брода, пересели его и выбрались на вересковую пустошь, после чего перешли на шаг, следуя по тропе, уходившей на запад. Уже далеко за полдень они спустились в плодоносную тихую долину Эйвона.

Незадолго до того, как они достигли границы леса, Пакл, шедший по каким-то своим делам, оказался у деревушки Прайда и выслушал его рассказ.

– Кто она такая, эта нормандская девушка? – спросил арендатор.

Пакл как мог объяснил и рассказал о случае со светлой оленихой.

– Спасла олениху? – укоризненно улыбнулся Прайд. – Могла бы и мне принести. – Он вздохнул. – Как думаешь, мы с ней еще встретимся?

– Может быть, – пожал плечами Прайд.

– Полагаю, она не так уж плоха для нормандки, – произнес Прайд без особого чувства.

Однако участь Аделы, как она обнаружила на закате, решил гораздо более строгий суд, чем Прайда и Пакла.

– Бесчестье! Иного слова для того, что ты сделала, не сыскать! – Вальтер был в бешенстве. От заходящего солнца под его чуть выпученными глазами залегли багровые тени. – Ты выставила себя дурой перед всей охотой. Погубила свою репутацию. Ты опозорила меня! Если думаешь, что я смогу найти тебе мужа, когда ты ведешь себя так… – Он замолчал, ему просто не хватало слов.

Она почувствовала, что бледнеет – от потрясения и гнева.

– Возможно, – произнесла она холодно, – ты просто не в состоянии найти мне партию.

– Скажем лишь, что твое присутствие делу не поможет. – Его усики встопорщились, а темные брови сошлись, демонстрируя тихую ярость, угрозу. – Думаю, какое-то время тебе не следует бывать на виду, пока мы не будем готовы попытать счастья в другом месте. Согласись, что это наилучший выход. И я советую: хорошенько подумай над своим поведением.

– Не бывать на виду? – Ее охватила тревога. – Что это значит?

– Увидишь, – пообещал он. – Завтра.

Великая тишина летнего полдня, и все купается в солнечном свете. Наступил сезон, когда оленям позволяли спокойно принести потомство, а крестьянам запрещалось выгонять скот в Королевский лес. Казалось, что вернулись те далекие дни, когда по лесу рыскали только разрозненные охотничьи банды. Это была пора мира, яркого света, заливающего вересковые пустоши, и темно-зеленых, как водоросли, теней под дубами.

Самец шел крадучись, придерживаясь пестрой тени и с настороженно поднятой головой. Его красивая летняя шкура, кремово-бежевая с белыми пятнами, служила великолепной маскировкой. Но самец не ощущал себя красавцем. Он испытывал неловкость и стыд.

Изменение психологии оленя-самца в летнее время наблюдалось веками. Весной рога сбрасывают сперва благородные олени, а затем, спустя месяц, – лани-самцы. Отламывается сначала один отросток, потом другой, и на их месте остаются голые и обычно кровоточащие выросты, или ножки. После этого самцу лани недужится, а порой его атакуют другие самцы – такова природа животных. Новые рога уже растут, как новые зубы, но рост завершится лишь через три месяца. И вот, несмотря на летнюю шкуру, самец лишился своего украшения – рогов. Теперь он был беззащитен, а потому стыдился самого себя.

Неудивительно, что самец бродит по лесу в одиночестве.

Нет, он не пассивен. Первое, что природа безмолвно внушает ему сделать, – найти вещества, которые понадобятся для роста новых рогов, то есть кальций, который, совершенно очевидно, содержится в старых, сброшенных рожках. Поэтому самец грызет их резцами. Затем, напитавшись щедрой летней растительностью и ведя уединенную жизнь, он должен терпеливо ждать, пока не вырастут и не разветвятся новые рога, однако они нежны, да к тому же покрыты мягкой, полной кровеносных сосудов бархатистой кожицей, из-за чего в эти месяцы про оленя говорят, что он «в бархате». Прекрасно понимая, что драгоценные рога нельзя повредить, олень-отшельник ходит по лесу с поднятой и чуть откинутой к плечам головой, чтобы новые бархатистые рога не запутались в ветвях, – грациозная поза, в которой его часто изображали: от наскальных рисунков до средневековых гобеленов.