Королевский маскарад

Лоэль поднялся из кресла, поклонился королеве гномов, которая готовила так же замечательно, как мама. А еще – была талантливой знахаркой. И первая прислушалась к переживаниям юного принца, помогла с зимними заклятиями, охотно рассказав известное гномам и созданное ими для подгорных нужд. Потом разрешила своей властью бывать без ограничения в закрытой библиотеке знахарей на нижних ярусах Иллора, где имелись безмерно древние свитки, сохраняемые особой защитой знахарей от разрушительного влияния времени и сырости. Принц смотрел на пергаменты – тогда гномы еще не знали бумаги – не дыша. Эти записи созданы во времена древней войны с демонами. Писали их не только гномы, но и эльфы, два народа многое делали вместе, стараясь одолеть ужасного врага. Лоэль изучил все, что мог. И тогда королева – он не сомневался, именно маленькая изящная Тафи Гррхон – мягко посоветовала Рртыху переупрямить лучшего друга, Орильра… А со своей королевой рыжий гном никогда не спорил, это все в горах знали.

Лоэль получил на день рождения, в присутствии победно улыбающейся Сэльви, довольно кивающего Рртыха и благодушно настроенной Тафи ларец с заметками. Там были все черновики, до последнего листочка. И принц заподозрил, что папа Орильр, как и повелитель гномьего Иллора, не спорит с женой.

Он кое-как высидел тягуче длинные часы официального застолья, сгреб подарки – и побежал в свою комнату читать заветные записи.

Поднял крышку плоского деревянного ларца – и несколько листков разлетелись по комнате. Они лежали плотно, и оказалось их куда больше, чем смел надеяться Лоэль в самых своих несбыточных мечтах. Принц упал на колени, торопливо собирая страницы, и тогда увидел впервые то, из-за чего увлечение зимней магией переросло с годами в хроническую болезнь.

Он всегда знал, что отец неплохо рисует, хоть и не любит показывать своих работ, полагая их баловством. Может, на фоне таланта художников Лирро – именно так и показалось бы взыскательному критику. Но, скорее, короля раздражала возможность быть если не лучшим, то одним из первых – слишком во многом. Орильр полагал, это мешает развиваться молодым. Король плохо принимал попытки восхищаться его опытом и талантом. «Разве есть заслуга в том, чтобы родиться прежде иных?» – говорил он обычно.

На листке бумаги, выпавшем из ларца, был рисунок, выполненный тончайшим гномьим чертежным графитом. По белому как снег полю бумаги скакал единорог. Он выглядел прозрачным – и сквозь хрусталь стройного сильного тела отчетливо проступали искаженные преломлением контуры далекого горизонта, сугробов, короткой щетки северного кустарника, заменяющего высокий лес там, где ночь длится полгода. Лоэль смотрел на рисунок и ощущал движение стройного тела, различал звон копыт на наледях. Короткая пушистая грива переливалась белизной, светлый хвост клубился метелью. А глаза коня были темны, как ночь, и разумны. Лоэль долго вглядывался в рисунок, все глубже в него погружался. Пока не поймал целиком настроение единорога, исполненное смертной тоски последнего часа, странно и страшно смешанной с расчетливым азартом боя. «Отец сам таков, когда берет в руки оружие», – невольно подумал принц. Словно готов умереть на каждой тренировке. Точнее, выложиться до конца. И азарт боя у Орильра похожий: король отдается наитию, действует быстрее, чем иные успевают осознать его намерения, – и все же сохраняет способность совершенно холодно и трезво мыслить. Вот только смертной тоски в серых глазах короля нет. Он убежден, что эльфы не умирают, их души проходят по звездной тропе к новому воплощению и там встречают давно утраченных – любимых.

Прозрачный северный единорог не надеялся ступить на звездную тропу. И Орильр, нарисовавший его, знал об этом…

С трудом стряхнув наваждение, принц торопливо перебрал записи. И едва не заплакал от огорчения. Дивное создание имело магическое происхождение – это он понял сразу. Но не смел и подумать, что заклинание готовили для боевых целей. Единорогов – табунами! – опытный маг мог вызывать из любой проруби – были бы вода и мороз. Острый витой рог имел две режущие кромки. Заклятые животные предназначались для войны с демонами, их опробовали в последнюю из зим и нашли вполне удобными. Орильр сухо и коротко описывал свои воспоминания. Он был в том бою и признавал: единороги сделали свое дело, измотав заклинателей противника и смяв несколько отрядов воинов.

Лоэль отложил записи и снова взял рисунок. Трудно осуждать древних просто за то, что их создание совершенно. И войну начали не эльфы, и демонов надо было уничтожить – эти твари жаждали затопить смертью весь мир Саймили. Но все же: почему столь прекрасное – создано, чтобы убивать и умирать? Отчего оно, давно забытое, живет на рисунке? Точнее, умирает…