Королевский наместник (СИ)

Судя по всему, Кая его притаранила специально для меня, а Аиша, сотворив лёд, держала холодным. Так что я благодарно салютанул им стакашком.

— И что он делает? — заинтересовалась Кая, — этот специальный народ.

Всадников Апокалипсиса у них не было — эту роль исполняли пацаны вроде назгулов, рыцари смерти на черных коняшах. Числом их было девять, и когда они поднимутся из глубин океана — миру конец. Так гласила легенда.

— Едрена-Алёна, — удивился я, — как что? Ворует коней у рыцарей смерти. Без коня рыцарь уже не торт. Лишенный мобильности, рыцарь смерти запинывается издалека лучниками, хоронится копьеносцами, закидывается камнями и просто кучками навоза. Потом его поджигают и радостные сервы греются вокруг шевелящейся кучки, потрескивающей яркими искрами. Крестьяне водят хороводы, поют народные песни и загадывают пошлые желания.

И часто эти пошлые желания исполняются? — прикусила на мгновение верхнюю губку Аиша.

Я почувствовал от неё мимолетнее дыхание похоти. Мозги у принцесски есть, но заточены прямо на одно: всё и сразу. Завтра разошлет гонцов искать мифических цыган, потом возьмется за поиски рыцарей смерти.

— Это просто легенда, — потряс я круханом, — Джерк Хилл не легенда, но рядом и уже исполняет ваши желания. Вот вы нетерпеливые!

— Обидно нам время терять, — вздохнула она натужно, и Кая согласно поникла ушками.

Будто бабки какие: скамейки им не хватает, семечек и платочков для образа.

— Обидно, — выразительно сказал я, — когда в карете щеки трясутся, а грудь нет. Генерал Веселье, а это я, отважно снимет с вас депрессию, расстегнет уныние, приспустит хандру. Но только с шестнадцати, — так что бегом в кровать, пока я не передумал! В партии объявляю боевую ничью.

Разогнал бабок, взвалил Рису на одно плечо, Верлиту на второе и донес до спальни.

Потом спустился, допил оставшееся пиво, двинул к себе. Камин в комнате уже разожгли: думаю Кая постаралась, так что я довольно свалился на кровать и больше ничего не помню. Реально, горячие источники расслабляют так, будто тело рассыпается на атомы, и ты ничего не ощущаешь — только покой. Глаза закрыл и отъехал мгновенно.

Вынырнул я из сна, будто синхронистка на Олимпиаде: раз — и уже на поверхности, растираю моську. Тихо, только птичка какая-то на каштане рядом с домом несмело чирикает. Наверно принцессу боится разбудить.

Сакура, решил я отжимаясь, нам нужна сакура рядом с домом. Эти деревья даже зимой розовенькие. Группа из сакуры оттенит благородную красоту дома, их хозяев и дух спортивного гедонизма, витающий в воздухе.

На волне позитива я проскочил в зал, подбросил дровишек в печь, поставил чайник и задумался о будущем этого дня. Машинально проверяя в который раз инвентарь, я обратил внимание на один камень, с лаконичным названием «самурский известняк». Кубик его будто состоял из ровных пластов светло-желтого камня. Здесь я вспомнил про немецкий Зольнхофен и его роль в книгопечатании. Вернее, в переносе изображения с камня на лист: методе, именуемым литографией. А мы тут поначалу гравюры собрались из металла вырезать. Ведь какая книга про принцессу без картинок блонди-милашечки с сиющими лазурными глазами? Скучноватая.

А с картинками, да массовым тиражом — это чудо света. И литография самый дешевый способ качественной печати иллюстраций.

Я срочно распаковал светло-желтый куб камня. Десять слоев пластин по десять сантиметров. Значит: рисуем Самур, народ, принцесску, Каю, меня, импов и великана в красках. Это семь иллюстраций. Каждая в красках, это по шесть камней на иллюстрацию, потому что легче всего переносить один цвет на один камень. Округляем, на великана оставляем четыре цвета. Что-то Адри Соред обязательно запорет, в зеркальном отражении рисовать не так легко поначалу. Хотя даже если он испортит заготовку, камень просто шлифуется опять до чистой основы, на которой художник рисует вновь свою картину. В итоге получается десять метровых пластин, пилим на четыре, это будет сорок пластин формата А2.

Остается разрезать этот куб камня на пластины, поможет мне в этом Риса.

А вот и мелкий бесёнок — легка на помине.

С лестницы спускалась заспанная Саитана. Немигающим, гипнотизирующим взглядом я уставился на кареглазку в пижамке. Выражение недоумения на её лице постепенно сменялось тревогой, и к столу, где я сидел за плюшками и чаем, она подошла уже несмело и застенчиво.

— Дядя Джерк, твой взгляд меня пугает, — сказала она, зябко передернув плечиками.

— Честному человеку нечего бояться, — веско произнес я.

— Как порядочной девочке-волшебнице, — скорчила она умильную рожицу, каким-то шестым чувством определив, что я просто прикалываюсь над ней — меня пугала необходимость врать дяде Джерку, потому скажу честно: я больше не буду тырить мороженое ложечками!

— Это что, сразу на килограммы перейдешь? — ужаснулся я. — Ты же растолстеешь, деточка!

— Кто-то же должен быть толстым в нашем городе, — лицемерно вздохнула Риса, — так и показать гостям некого. Ну какой приличный город без своего толстяка или толстушки? Принесу себя в жертву ради репутации Самура.