Королевский порок

– Нет. – Сжалившись над бедолагой, я прибавил: – Если тебя это утешит, напротив чертежного бюро есть пивная. – Я достал кошелек. – И вот еще что. Сегодня днем разносчик доставил Бреннану письмо, причем отдал его лично в руки адресату. Оставлять послание у сторожа наотрез отказался. Разносчик знал, что Бреннан рыжий. Я бы хотел выяснить, от кого это письмо. Человек, который его привез, тщедушный и косоглазый. С собой он привел навьюченную лошадь.

Я дал Сэму пару шиллингов на расходы. С лестницы донесся громкий стук: мой слуга спускался на кухню, желая объяснить Маргарет, куда он уходит и зачем. Без сомнения, свой рассказ Сэм Уизердин сопроводит нелестными отзывами о моей персоне.

Огонь в камине погас, а я все сидел перед ним, одолеваемый чувством безнадежности, захлестнувшим меня, будто волна. Тишина в столовой давила на меня все сильнее и сильнее, и я попытался развлечь себя мыслями о других предметах. Однако тщетно. Чем дальше, тем больше тревоги вызывала опасная и неприятная работа, ожидающая меня сегодня ночью в Кларендон-хаусе.

А тем временем дождь стучал по оконным стеклам и вечернее небо постепенно темнело.

Спотыкаясь и поскальзываясь, мы втроем пробирались по извилистой дорожке, по которой телеги выезжали с Пикадилли на Оксфорд-роуд. Дождь не унимался, однако немного поутих. Тучи висели низко, скрывая луну и звезды.

Впереди шагал Горс с нашим единственным источником света – тусклым фонарем. На другую руку он намотал поводья. Лошадь брела между Милкотом и мной. Милкот вооружился шпагой и пистолетом. Он предлагал одолжить шпагу и мне, но я отказался.

Через спину животного был переброшен большой холщовый сверток. С моей стороны свисали ноги. Время от времени лошадь оступалась на ухабистой дороге, и стоило ей качнуться в мою сторону, как руку задевали пятки Олдерли.

Путь оказался медленным и трудным. Никто из нас не произносил ни слова. Время от времени мы останавливались, прислушиваясь, нет ли за нами погони и не идет ли кто впереди. Я взял с собой ордер, и в случае необходимости он станет нашей охранной грамотой, но я бы предпочел обойтись без этого. Там указана моя фамилия. Можно представить, что скажет Чиффинч, если позже мое имя свяжут с найденным у Оксфорд-роуд телом Олдерли.

Ведя на север, дорожка делала петлю и поворачивала в северо-западном направлении. Там тянулась дорога, лежавшая к востоку от Тайберна, – места, где стоят виселицы. Как и половина населения Лондона, я ходил туда смотреть на гниющие останки Кромвеля, Айртона и Брэдшоу – после Реставрации их выкопали из могил, заковали в цепи и повесили.

Мы остановились в доброй сотне ярдов от большой дороги. Горс отпер калитку и вывел лошадь в поле. Здесь идти стало легче – недавно закончился сенокос. К тому времени мои глаза привыкли к полумраку. Я разглядел конек крыши дома, стоявшего у дороги на краю поля. Перпендикулярно зданию тянулся низкий черный амбар. Огни в доме не горели, но вдалеке залаяла собака, и к ней тут же присоединились другие псы.

– Скорее, – прошептал Милкот. – Эти проклятые дворняги перебудят всю округу.

Мы направились к пруду. Милкот перерезал веревки, которыми труп был привязан к лошади. Наступил самый неприятный момент. Мы уложили Олдерли на землю. Горс держал фонарь, а мы с Милкотом разматывали холстину. На трупе была одна рубашка. Ворочать его в павильоне – достаточно тяжелая работа, но здесь, в темноте, в сопровождении собачьего лая и неотступного страха быть замеченными, она и вовсе представлялась почти невыполнимой. Казалось, мертвая плоть, ранее бывшая Эдвардом Олдерли, преисполнилась слепой злобы.

Милкот заметил, что опустить тело в пруд будет проще, если мы с ним возьмем труп за ноги, а Горс – за плечи.

– Стойте, – произнес я, вытирая мокрое от дождя лицо. – Нужно снять с него рубашку.

– Нет времени, – возразил Милкот.

Я впервые услышал в его голосе панические нотки.

– Ничего, успеем. – Я ощупывал труп в темноте, пытаясь найти нижний край рубашки. – Помогайте. Льняная рубашка стоит дорого. Другой одежды на нем нет. Если грабители раздели его донага, то и рубашку должны были прихватить.

– Я ее заберу, сэр, – вызвался Горс. – Есть у меня один знакомый, который ее возьмет и вопросов задавать не станет.

Меня удивил тон слуги – самоуверенный, почти нахальный, как будто парень уже решил, что рубашка достанется ему и никаких возражений слушать не намерен. Но Милкот не стал его одергивать. А впрочем, мой соучастник правильно сделал, что придержал язык: не хватало еще, чтобы в такой момент мы препирались друг с другом. К тому же у всех нас напряжены нервы, и вполне естественно, что в этих из ряда вон выходящих, пугающих обстоятельствах мы ведем себя не так, как обычно.

Сообща мы принялись стаскивать с Олдерли рубашку, дергая ее так, что разошелся шов. Наконец нам удалось ее снять. Втроем мы подняли труп, казавшийся еще тяжелее, чем раньше. Наши сапоги все глубже увязали в грязи. В мои просачивалась вода.

– Один, – стал считать я. – Два. Три.