Она сжала его руку, но более уже не танцевала с ним, испугавшись, что выдала страсть, охватившую ее.
Ей не нужен был никакой брак с Испанией, ее не волновали ни чувство собственного достоинства, ни гордость, ни даже мысль о том, что она — королева. Ее не беспокоило ничто, кроме любви к Генриху Дарнлею.
— Мадам, ну разве это разумно? — спросила Битон.
Мария в гневе повернулась к ней:
— Разумно?! Что ты имеешь в виду? Ему нужно поговорить со мной. Почему же я не могу его выслушать?
— Но, Мадам, в одиночестве, в своей спальне?
— Какая же ты нахалка, Битон!
Сетон не сказала ничего, а лишь посмотрела с тревогой на королеву. Марии не хотелось встречаться с ней взглядом.
Флем подумалось, что брак Ливи не дает покоя королеве. Именно из-за этого брака королева теперь думает, что она тоже влюблена и у нее тоже должен быть любовник.
— Ваше Величество обвенчается с ним, — мягко сказала Флем, — и потом все будет хорошо…
— Ты слишком много болтаешь, — сказала Мария. — Принеси-ка лучше мою мантию из белого бархата.
— Белый бархат становится для Вашего Величества более важным, чем что-нибудь еще, — проговорила Флем.
Мария с трудом прислушивалась к тому, что говорят. Ее вдруг охватила дрожь. А вдруг он не придет… Нет, нет, он, конечно, придет…
Раздался стук в дверь.
— Битон, скорее!
Битон была уже у двери.
— Входите быстрее, лорд Дарнлей. Никто не должен вас видеть.
Мария поднялась… Белоснежный бархат мантии облегал ее тело, длинные каштановые волосы рассыпались по плечам…
— Оставьте нас, — прошептала она, и три подруги молча быстро покинули комнату.
— Мадам… — начал Дарнлей.
Он хотел, было, опуститься на колени и взять ее за руки, но она бросилась к нему в объятия, и ее пальцы заскользили в безудержной ласке по лицу и шее Дарнлея…
Он робко обнял ее…
Это было пределом его мечтаний. Ему не нужно было уговаривать ее, ему не нужно было делать ничего, кроме как слушаться ее, потому что страстная королева приказывала ему стать ее любовником…
Мария действительно решила выйти замуж за Дарнлея. Однако Давид предостерег ее. Протестантская знать во главе с графом Меррейским была против этого брака. А Мария не могла дождаться свадьбы, хотя теперь у нее и была возможность видеться с Генрихом наедине.
Она не переставала придумывать все новые и новые подарки для него. Она заказала своему портному Уильяму Хоппрингелу красивый камзол для Дарнлея. Камзол сшили из черного бархата и украсили серебряными кружевами. Затем портной должен был сделать еще кое-какую одежду из тафты и шелка, и все это для лорда Дарнлея. У Джонни Деброу, лучшего шляпных дел мастера в Эдинбурге, заказали для Генриха несколько шляп. Флеминг Алльярд должен был изготовить несколько пар обуви. Были также заказаны сорочки и брыжи, и все делалось из самых лучших тканей.
На заказ были сделаны и драгоценности.
Она все еще пребывала в уверенности, что ее намерение о замужестве — секрет для остальных.
Нетерпение Дарнлея возрастало. Он уверял ее, что корона Шотландии вовсе не интересует его, но ему ужасно хотелось оповестить весь мир, что он — любовник королевы.
Она верила ему. Он ведь так молод и держался так непосредственно и, как и она, не ведал доселе страсти.
Произошла лишь единственная грустная история, которая подпортила радость этих дней.
Все стряслось по вине графа Босуэла. Он оставил свой пост капитана шотландских гвардейцев во Франции и прибыл в Шотландию. И теперь он отправил посыльного к королеве, умоляя разрешить ему вернуться ко Двору.
— А почему бы и нет? — спрашивала себя Мария. — По обвинению Арана он оказался в тюрьме, но теперь-то известно, что Аран сумасшедший. Мы были несправедливы к Босуэлу.
Ее брат граф Меррейский, который все более и более мрачнел, наблюдая за ней и Дарнлеем, заверял ее, что это почти что глупость — вернуть Босуэла.
— Этот человек рожден, чтобы создавать проблемы, — говорил он. — Он сеет раздор. Без него в Шотландии было спокойнее.
Но королева не желала его больше слушать. Теперь она сама, с помощью Риччо, принимала решения. Она сожалела о поведении южанина, но что-то было в его характере, что привлекало ее.
— Я думаю, что разрешу ему вернуться, — сказала она.
Граф Меррейский пришел в ярость. Он любил сестру, но только когда она следовала его советам и не мешала править страной. А сейчас он почти ненавидел ее… Казалось, она становится ему врагом. Ну почему она — глупая девица — носит корону?! Ведь он больше годится для этого. Ему жутко не повезло, он родился бастардом. Мысль об этом была в нем как жгучая язва, корежившая его, разрушающая то неплохое, что было в его характере… Он почти был готов вырвать власть из рук сестры.
Ему совсем не хотелось видеть здесь Босуэла. Босуэл был его врагом. Он ведь может прознать, что Джеймс Стюарт пытался отравить его… Было совершенно ясно, что Шотландия тесна для них двоих.
Удержать Босуэла на стороне было не так уж и сложно, и его бывший слуга, вернувшийся в Шотландию Дэнди Прингл, мог очень даже неплохо помочь в этом деле.
Граф Меррейский приказал ему приехать в Эдинбург и явиться к королеве.