Королевский штандарт

Кристиан последовал за Владимиром, Петербург накрывала мгла, ночь вступала в свои владения, русский правитель уже лег в опочивальню после томного рабочего дня, но в Европе еще бодрствовали все монархи великих держав той эпохи. Действительно, Европа вновь теряла равновесие, и было уже не понятно, кто союзник, а кто противник. Англы и францы совместными усилиями старались устранить опасность укрепления Берлина и Петербурга, но с недоверием смотрели друг на друга. Пруссия хоть и заключила с Россией дружбу, но искала свою выгоду даже в ней. Новая Италия не могла доверять никому, но рдела от прусской политики. Вена шла на помощь Берлину, но не желала делить территории поровну. Маленькая Дания искала поддержки у всей Европы, не желая отдавать немцам то, что с таким трудом было завоевано десятки лет назад. Не поменялось лишь одно – подлость монархов и жажда власти. Но чесать всех под одну гребенку было бы моей главной ошибкой, дорогой читатель, ведь в каждом правиле свои исключения, и в каждом исключении свой нюанс. Монархи менялись спустя годы, но оставалось одно – желание возвысить свою державу любой ценой. Некоторые выбирали честный путь, другие же путь обмана. Одни решали вопросы методом меча и крови, другие – мудрой дипломатией. «A la guerre comme a la guerre» – говорят французы, что дословно переводится – «На войне как на войне». Все законы Европы, от правления Клавдия до нынешней эпохи, были законами военного времени, ведь войны шли постоянно. Один неверный шаг, мог стать крахом целой державы, и потому все, кому выпала нелегкая доля править – по истине, могут считаться людьми великими, ведь править – значит уметь управлять.

Между тем ночь полностью объяла Петербург, Гофман и Гурьев пили шампанское вино, которое и впрямь было в диковинку не только русским, но и прусакам. Однако вкус прельстил Кристиана, и тот решил вырвать у себя еще полчаса.

– Славное вино, Владимир.

Гурьев, наливая в свой стакан новую дозу дурманящего напитка, сказал:

– Не верь тому, что чувствуешь на вкус, это может тебя убить.

Кристиан едва пригубив из стакана, поставил его на стол:

– Что ты имеешь в виду?

– Вино, каким бы оно не было, имеет свойство дурманить и… – он задумался, – и убивать. Чем слаще и приятнее напиток, тем меньше он напоминает нам яд, но не перестает быть таковым.

– Что ты хочешь сказать этим, я не понимаю.

– Есть люди, подобные вину, которые пьянят и убивают нашу душу, как правило, их манеры сладки и приятны, но за этим скрывается смерть.

Гурьев был прекрасным философом, хоть никогда не имел подобного образования. Он много читал и многим интересовался. Жизнь потрепала его во многом, оттого он раньше приобрел духовную седину. Гофман был заинтересован и более не прикасался к бокалу:

– Но разве душу можно убить?

– О, мой друг, любой человек умирающий телесно – не умирает духовно, но отравленная душа может умереть раньше тела. Смерь души и смерть тела – разного рода вещи. Душевная кончина не имеет материальной формы, так же как не материальна и сама душа. Она отравляется годами от недобрых людей, как отравляются наши органы от любви к алкоголю. И горе тому, кто умер духовно, великое горе, мой друг.