Королевский судья

— Да, сэр. Примерно неделю назад заболела одна из горничных. Сэр Генри распорядился выдать ей лекарство из своих запасов и решил отправить ее в чумной барак, если не станет лучше. Она умерла в один день со страшными болями, как мне сказали. Но инспектор не обнаружил у нее никаких признаков чумы.

— Благодарю вас.

В ужасе Иеремия схватился за подоконник, чтобы не упасть. Последний фрагмент мозаики занял свое место, теперь картина стала полной.

Иеремия дополз до кровати и сел. Мысли теснились в голове. Злость на собственную глупость, непростительная беспомощность мешали ему дышать. Он имел важнейшие сведения и не смог их истолковать. Конечно, можно было оправдывать себя полной изможденностью вследствие перегрузок и нехватки сна. Вполне вероятно, к этому моменту он был уже болен. Но его промах стоил жизни невинной горничной и чуть было не погубил его самого. Отдавая ему свои последние запасы коры ивы, мастер Блаундель упомянул, что советник сэр Генри Краудер запасся у него медикаментами и что их относила Гвинет. Иеремия тут же почуял опасность и должен был предупредить советника — ведь сэр Генри тоже принимал участие в процессе над Джеффри Эдвардсом и вполне мог стать жертвой преступника, расправлявшегося с юристами… Преступницы, как он знал теперь точно. Аптекарша отравила лекарства в надежде, что его примет советник. А тот, по всей вероятности, обладая хорошим здоровьем, до сих пор не притронулся к ним. Горничной повезло меньше.

Поняв мотив убийцы, они с судьей Трелонеем решили искать родных или земляков Джеффри Эдвардса тайно, желая усыпить тем самым бдительность преступника. Сэр Орландо сделал исключение только для советников и присяжных, принимавших участие в том процессе, и предупредил их о нависшей опасности. Без сомнения, сэр Генри поставил в известность и своих слуг. Вероятно, Гвинет узнала об этом от кого-нибудь из них. Она поняла, что, будучи валлийкой, подпадает под подозрение, и приняла свои меры. Должно быть, узнав о разговоре мужа с доктором Фоконе, она испытала сильное потрясение. Если кто-нибудь из домочадцев сэра Генри умрет, приняв лекарство, которое принесла она, иезуит сразу поймет, кто убийца. И она решила убить его прежде, чем он ее разоблачит. Это она напала на него той ночью и избила. Его спасло только появление погребальной телеги. Потом она, разумеется, надеялась, что он умрет от чумы. Но узнав, что он выжил, она, конечно, не оставит его в покое, ведь только он стоял между ней и теми, кого она поклялась убить.

На лестнице раздались шаги, отвлекшие Иеремию от его мыслей. Сначала он подумал, что это сиделка — шаги были тяжелыми и неуклюжими, — но на пороге появилась Аморе. Взглянув на нее, он сразу понял — что-то случилось. Нездоровая бледность покрывала ее лицо, судя по всему, ей трудно было держаться на ногах. Не глядя на него, она поставила на столик возле кровати кувшин с рейнским вином и хотела было идти, но он остановил ее.

— Аморе, что с вами? — с беспокойством спросил Иеремия.

Она попыталась слабо улыбнуться, но ей это не удалось.

— Устала, патер.

— Нет, ты больна! — простонал он. — Я тебя заразил. Аморе, нет, это невозможно. — Отчаяние накрыло его. — Это моя вина… прости. Аморе…

Он схватил ее за руки и притянул к себе, ему не хватало слов. Теряя рассудок, он гладил дрожащими пальцами ее руки, щеки, лоб и не сразу понял неувязку.

— У тебя нет жара, — с недоумением сказал Иеремия. — Что-нибудь болит?

— Ужасная боль в животе. Меня вырвало, но все еще тошнит.

— Когда тебе стало плохо?

— Не так давно… Кажется, после молока.

Иеремия встревожился:

— Какого молока?

— Приходила мистрис Блаундель, она принесла молока и еще дала порошок — укрепляющее средство, чтобы быстрее поставить вас на ноги.

Иеремия чуть не рыдал.

— Это был яд, скорее всего мышьяк. Слушай меня внимательно, Аморе. Тебе нужно прочистить желудок, чтобы вышло все, полностью. Пусть сиделка тебе поможет. Затем возьми кусочек угля, растолки его и раствори в жидкости — вине, пиве, все равно. И выпей как можно больше. Ты поняла?

Она тупо кивнула, встала и поспешила на кухню. Рвотное не потребовалось. Тошнота сделалась нестерпимой. Только когда в желудке ничего не осталось, она позвала сиделку, а сама тем временем растолкла уголь и растворила его в кувшине вина. Но, выпив всего несколько глотков, снова склонилась над ведром.

— Бартон, где ты? — крикнула Аморе, как только снова смогла дышать.

Услышав хрип, она прошла в каморку рядом с кухней. Старуха лежала на полу в луже рвоты, она корчилась, задыхалась и хватала ртом воздух. «Молоко! — подумала Аморе. — Она выпила всю кастрюлю. Так это правда. И со мной будет то же самое».

Похолодев от страха, она взяла кувшин с вином и потащилась по лестнице. Идти ей было очень трудно, болезненные судороги сводили голени. Из последних сил она дошла до третьего этажа и зашаталась на пороге комнаты Иеремии.

— Что с сиделкой? — спросил Иеремия.

С расширенными от ужаса глазами она покачала головой:

— Она умирает. Молоко…

Иеремия кивнул, взял кувшин и сам стал ее поить. Вскоре ее опять вырвало.