Королевский судья

— Лучше не говорите об этом при ней. Ведь Энн Во не удалось спасти от мученической смерти своего духовника, настоятеля нашего ордена. Леди Сент-Клер охраняет меня как наседка, не напоминайте ей об опасности.

— Похоже, вам ее забота в тягость.

— Именно так. Но, может быть, когда-нибудь я буду ее за это благодарить. — Иеремия присел к Алену на скамью. — Патер Роберт Персоне как-то сказал, что твердостью веры Англия обязана мужеству женщин. И он был прав. Характер миссионерской работы у нас всегда был таков, что наша жизнь зависела от поддержки мирян-католиков. И самыми мужественными и самоотверженными защитниками проявляли себя женщины. Они предоставляли нам убежище, часто против воли мужей, и не боялись ни тюрьмы, ни смерти. Как Маргарет Клитроу, которая подверглась нечеловеческим пыткам, но не выдала священника. Может быть, забота леди Сент-Клер меня порой и тяготит, но я не считаю унизительным зависеть от опеки так называемого слабого пола.

Глава двенадцатая

— Подъехал экипаж судьи Трелонея! — прокричал ученик, выбегавший на улицу вылить из таза кровь в канаву.

Ален, перевязывая руку клиенту, которому пускал кровь, многозначительно посмотрел на Иеремию.

Сэр Орландо вошел в операционную и ждал у двери, пока уйдет клиент. Свежий цвет его лица и прямая осанка свидетельствовали о том, что он полностью оправился от болезни. Он подошел к Иеремии и произнес с искренним сожалением:

— Простите меня, патер. Я был глуп и вел себя как ребенок. Даже если вы Богом проклятый иезуит, познакомившись с вами, я узнал честного, искреннего человека. Вы не пытались меня обмануть. Поэтому я повторяю свою просьбу. Могу ли я обращаться к вам за советом в сложных случаях?

— Буду рад помочь вам, судья, хоть вы и еретик, по которому плачет ад, — согласился Иеремия.

Сэр Орландо расхохотался и протянул священнику руку.

Ален пригласил судью к ужину. Была подана мясная запеканка. Когда мистрис Брустер убрала цинковую посуду и они остались одни, Иеремия и Трелоней заговорили о Джеке Одноглазом, а Ален пошел за бутылкой вина.

— Студент, которого вы мне прислали, ловкий малый, — заметил судья. — Он, несомненно, пойдет далеко.

— Вы знаете его семью, сэр?

— Нет, мне только известно, что они родом из Уэльса.

— А тот жулик, который подменил ваш плащ? Вы когда-нибудь с ним встречались?

— Помнится, я как-то судил его в Олд-Бейли за кражу. Он воспользовался привилегией духовного статуса, получил клеймо и был отпущен. Может быть, он хотел мне отомстить.

— Вряд ли. Ему заплатили. Кто-то дал ему задание. Человек вашего положения неизбежно имеет завистников и, следовательно, врагов. Кто бы выиграл от вашей смерти? Кто бы, к примеру, занял тогда ваше место судьи?

— Предположительно один из моих братьев из Суда казначейства или палаты прошений. Это зависит только от короля. Вы полагаете, какой-нибудь тщеславный юрист пытается с помощью убийства сделать себе карьеру?

Иеремия улыбнулся на привычку судей называть друг друга братьями. Эта традиция шла от старого ордена барристеров, членом которого должен был состоять каждый адвокат, чтобы иметь возможность получить должность судьи.

— Пока у нас нет отправной точки, мы должны рассмотреть все варианты. А что ваша семья? Кто стал бы вашим наследником?

— Мое состояние унаследует Эстер.

— И станет независимой.

— Но я ее ни в чем не стесняю. Я отписал солидное приданое, ей не в чем меня упрекнуть. Я бы очень хотел от нее избавиться, она превратила мою жизнь в ад. Но все отказываются брать ее в жены, узнав ее поближе. В ней столько яда и желчи, что она оттолкнет любого. Мне очень стыдно за нее. Возможно, я был с ней слишком мягок. После истории с Мэлори я устроил ей настоящий разнос. Думаю, это было полезно.

Иеремия снова улыбнулся наивности судьи, но ничего не сказал.

Ален, молча слушая разговор, налегал на французское вино. Время шло, и он, совсем опьянев и почувствовав страшную усталость, положил руки на стол и опустил на них голову. Засыпая, он слышал, что его друг и гость, иезуит и судья, сменили тему.

— Как может человек вашего ума и ваших знаний исповедовать отсталую религию, полную суеверий? — почти сочувственно спрашивал сэр Орландо. — Что может быть у вас, справедливого и сострадательного человека, общего с этой бандой подлых заговорщиков, с иезуитами?

— Именно ум, о котором вы так лестно отзываетесь, и жажда знаний привели меня в общество Иисуса. Я был восхищен их открытиями в медицине, астрономии и многих других областях, не говоря уже о путевых записках тех, кто путешествовал по дальним странам. Моими знаниями я обязан общению и переписке с братьями по ордену и миссионерской деятельности в Индии. Без восприимчивости к знаниям других народов, свойственной иезуитам, я бы никогда не сумел вас вылечить. Кромвель умер от перемежающейся лихорадки, из-за сектантской узколобости отказавшись от «коры иезуитов». А теперь позвольте мне задать вам вопрос. Как может человек вашего ума, известный своей неподкупностью и справедливостью, верить дикой клевете, не удосужившись составить собственное мнение?