– Я рада, – ответила Кетриккен. Она повернулась и слегка нагнулась, чтобы шепнуть что-то Розмэри. Маленькая служанка кивнула, повернулась и убежала быстро, как кролик. Все заметили ее уход. Через несколько мгновений она вернулась, на этот раз во главе процессии слуг. Они принесли и поставили перед большим очагом стол. Была расстелена белоснежная скатерть, а в центре стола установили миску с одним из маленьких садиков Кетриккен. Появился отряд кухонных слуг, каждый из которых ставил на стол кубок с вином или блюдо с поздними фруктами либо конфетами. Это было так великолепно организовано, что казалось почти волшебством. В один миг столы были накрыты, гости рассажены, и Меллоу со своей лютней, уже что-то напевая, вошел в Большой зал. Кетриккен кивнула своим леди, предлагая присоединиться к ним, а потом заметила меня и пригласила тоже. Она позвала и других, сидевших у очагов, отбирая их не по происхождению или богатству, а просто потому, что, как я знал, считала их интересными людьми. Флетч, знавший множество охотничьих историй, и Шелле, девушка одного возраста с дочерьми Браунди, тоже были среди приглашенных. Кетриккен села по правую руку от Браунди. Я снова подумал, что она не понимает, какую честь оказывает ему таким расположением.
Когда собравшиеся немного насладились едой и беседой, она сделала знак Меллоу, чтобы он бренчал немного потише, и просто сказала:
– Мы слышали только голые факты ваших новостей. Не поделитесь ли вы с нами тем, что выпало на долю Ферри?
Браунди немного помедлил. Он пришел к королю со своей жалобой, чтобы тот выслушал ее и принял меры. Но как он мог отказать будущей королеве, которая так приветливо обошлась с ним? Браунди на мгновение опустил глаза, а когда он заговорил, голос его был хриплым от сдерживаемых эмоций.
– Моя леди, королева, нам нанесен тяжкий удар. – Все голоса за столом быстро стихли. Все головы повернулись к нему. Я знал, что люди, выбранные королевой, были к тому же внимательными слушателями. Когда он приступил к своему повествованию, за столом не было слышно ни звука, кроме тихих сочувственных восклицаний или яростного бормотания по поводу того, что натворили пираты. Один раз он сделал паузу в своем рассказе, потом, по-видимому, решился и сообщил, что они послали просьбы о помощи и тщетно дожидались ответа. Королева выслушала его без возражений. Когда его горестное повествование подошло к концу, ему явно стало легче, просто от того, что он высказал все, что накопилось у него на душе. Несколько долгих мгновений все молчали.
– Многое из того, что вы рассказали, я слышу в первый раз, – промолвила Кетриккен. – И все это очень плохо. Посмотрим, что по этому поводу скажет наш король. Нам придется подождать, чтобы услышать его слова. Но я могу сказать уже сейчас, что мое сердце полно скорби за мой народ. И ярости. Я обещаю вам, что сделаю все, что в моих силах. И мой народ не останется без крова под ударами зимы.
Герцог Браунди из Бернса опустил глаза в тарелку и крутил край скатерти. Он поднял голову, и взгляд его горел огнем и сожалением. Он заговорил, и голос его был тверд.
– Слова. Это только слова, моя леди, королева. Народ Ферри не может питаться словами и не может укрыться ими, когда наступит ночь.
Кетриккен открыто встретила его взгляд. Казалось, что-то напряглось у нее внутри.
– Я хорошо знаю, насколько справедливо все, что вы говорите. Но ничего, кроме слов, я не могу предложить вам в данный момент. Когда король сможет увидеть вас, мы посмотрим, что может быть сделано для Ферри.
Браунди наклонился к ней.
– У меня есть вопросы, моя королева. Наша нужда в ответах на эти вопросы почти так же велика, как нужда в деньгах и людях. Почему наш призыв о помощи остался неуслышанным? Почему корабль, который должен был прийти к нам, вместо этого отправился в порт?
Голос Кетриккен едва заметно дрожал.
– На эти вопросы у меня нет ответов, сир. И мне очень стыдно признавать это. Ни слова о вашем положении не дошло до моих ушей, пока ваш юный посланник не прибыл в Баккип.
Сомнения бушевали во мне, когда она говорила это. Следует ли королеве открыто говорить такие вещи Браунди? Может быть, нет, если исходить из соображений политической мудрости. Но Кетриккен, я знал, ставила истину выше политики. Браунди долго смотрел ей в глаза, и линии вокруг его рта стали глубже. Он спросил резко, но тихо:
– А разве вы не будущая королева?
Глаза Кетриккен были серыми, как сталь, когда она встретила его взгляд.
– Королева. Вы спрашиваете, не лгу ли я вам?
Наступила очередь Браунди отвести взгляд.
– Нет, нет, моя королева. Такая мысль не могла бы прийти мне в голову.
Молчание продлилось долго. Я не знаю, был ли какой-нибудь легкий сигнал от Кетриккен, или Меллоу действовал инстинктивно, но он сильнее ударил по струнам. Через мгновение он распевал зимнюю песню, полную ударных нот и пронзительных рефренов.