Королевский убийца

Есть чистота в жизни, когда вы только охотитесь, спите и едите. В конце концов, ничего кроме этого по-настоящему никому и не нужно. Мы бежим одни, мы, волки, и ни в чем не нуждаемся. Нам не нужна оленина, когда есть кролик, и мы не завидуем воронам, которые приходят подбирать наши объедки. Иногда мы вспоминаем другое время и другую жизнь. Когда это так, мы не понимаем, что же в ней было такого важного. Мы не убиваем того, кого не можем съесть, и не едим того, кого не можем убить. Сумерки и рассветы — лучшая пора для охоты, а прочее время годится для сна. Все остальное не имеет значения.

Для волков, как и для собак, жизнь течет быстрее, чем для людей, если мерить ее днями и сменой времен года. Но в два года щенок волка делает все то, что человек умеет в двадцать. Он достигает полного роста и силы, он учится всему, что необходимо ему, чтобы стать охотником, найти себе пару или стать вожаком. Свеча его жизни горит быстрее и ярче, чем у человека. В десять лет он делает все то, на что человеку требуется в пять или в шесть раз больше времени. Год волка — это десять лет человека. Время щедро, когда живешь в настоящем. Итак, мы знали ночи и дни, голод и насыщение. Простые удовольствия и сюрпризы. Поймать мышь, подбросить ее и проглотить, щелкнув зубами. Так хорошо! Испугать кролика, преследовать его, когда он уворачивается и кружит, а потом внезапно набрать скорость и схватить в вихре снега. Встряхнуть его, сломав шею, а потом лениво есть, вспоров брюхо и обнюхав горячие внутренности, наслаждаясь жирным мясом и хрумкая тонкой хребтиной. Насыщение и сон. И пробуждение для новой охоты.

Гнаться за оленихой по замерзшему пруду, знать, что не можешь убить ее, но наслаждаться охотой. Она бежит через лед, а мы кружим, кружим, кружим, и она стучит копытами по льду и выбирается на землю, слишком уставшая, чтобы убежать от зубов, рвущих ее сухожилия, и клыков, смыкающихся на ее горле. Есть до отвала, не один, а два раза обгладывая кости. Приходит шторм и вынуждает нас уйти в логово. Спать, уютно устроившись, уткнув нос в хвост, пока ветер сыплет снаружи ледяным дождем и снегом. Проснуться при бледном свете, пробивающемся сквозь отверстие в снегу. Выбраться наружу, чтобы понюхать чистый холодный день, который подходит к концу. На оленихе все еще есть мясо, замерзшее, сладкое и вкусное, готовое, чтобы его вырыли из-под снега. Что может быть более удовлетворяющим, чем мысль о ждущем тебя мясе?

Приди.

Мы останавливаемся. Нет. Мясо ждет. Мы рысью бежим дальше.

Иди же. Иди ко мне. У меня есть для тебя мясо.

У нас уже есть мясо. И ближе.

Ночной Волк. Изменяющий. Сердце Стаи зовет вас.

Мы снова останавливаемся. Отряхиваемся. Это неудобно. А что нам Сердце Стаи? Он не стая. Он толкает нас. Мясо ближе. Решено. Мы идем на край пруда. Здесь. Где-то здесь. Ах. Рыть снег и найти ее. Вороны наблюдают за нами, ждут, когда мы закончим.

Ночной Волк. Изменяющий. Идите. Идите же. Скоро будет слишком поздно.

Мясо замерзло, хрустящее и красное. Поворачиваем голову и грызем зубами. Ворона слетает с дерева и приземляется на снегу, поблизости. Хоп, хоп. Она наклоняет голову набок. Для развлечения мы рычим на нее, и она взлетает. Наше мясо. Все наше. Дни и ночи мяса.

Идите. Пожалуйста. Идите. Пожалуйста. Идите быстро, идите сейчас. Вернитесь к нам. Вы нам нужны. Идите. Идите.

Он не уходит. Мы прижимаем уши, но все равно слышим его. Идите, идите, идите! Его скулеж мешает нам есть мясо. Довольно. Пока что мы съели достаточно. Мы пойдем к нему, только чтобы успокоить его.

Это хорошо. Идите, идите ко мне.

Мы идем, бежим рысью сквозь сгущающуюся темноту. Кролик внезапно выпрыгивает откуда-то и бежит по снегу. Стоит? Нет. Полное брюхо. Пойдем. Переходим человеческую дорогу, открытую пустую полосу под ночным небом. Мы быстро пересекаем ее, бежим через окаймляющий ее лес.

Идите ко мне. Идите. Ночной Волк, Изменяющий, я зову вас. Идите ко мне.