Королевский выбор

Камердинер помог Рамиро одеться. Сегодня на балу вся королевская семья должна быть в белом - это дань традиции, говорящей о чистоте крови. Хотя, если следовать логике, чтобы показать чистую кровь, следует одеваться в красное или, на крайний случай, в голубое - заодно и чистоту происхождения подтвердить. Но обычаи, придуманные кем-то из предков, иногда лишены логики. Сплошной каприз. И пришлось надеть белоснежный костюм, украшенный золотой вышивкой, - узоры лились по ткани; и еще белые сапоги, и короткий парчовый плащ.

- В кои-то веки в тебе можно признать принца не только по осанке и выражению лица, - одобрительно заметил Лоренсо, глядя на Рамиро.

- Зубоскаль дальше. Мне это нравится.

- Я знаю. Ты запоминай шутки. Потом сможешь рассказать их Леокадии и выдать за свои.

- Лоренсо, - сказал Рамиро, не оборачиваясь, - ты же все знаешь?

- Если бы я знал все, то уже завоевал бы мир. Вот Бонапарт полагает, видимо, что знает все. Ах, ладно, довольно шутить. К чему твой вопрос?

- Леокадия в кого-то влюблена. Или была влюблена. Ты не знаешь, в кого?

Лоренсо молчал, и это было так необычно, что Рамиро обернулся. Как правило, друг не лез за словом в карман.

- А ты не знаешь? - уточнил де Ортис, сохраняя вид чрезвычайно задумчивый.

- Она мне не сказала.

- Рамиро, послушай… Ты мой друг, ты мой принц, и я верно служу тебе. Я не ведаю точного ответа на твой вопрос, но полагаю, что догадаться несложно. Я бы не хотел говорить тебе этого. Ты положишься на мой опыт и интуицию, или же бросишь меня в пыточную, чтобы ответ вырвали у меня клещами?

- Не говори глупостей, Лоренсо. Я не тиран и не собираюсь заставлять тебя отвечать, если ты не желаешь. - Принц прищурился. - Но не означает ли твоя уклончивость, что Леокадия влюблена в тебя?

Лоренсо рассмеялся, только это был невеселый смех.

- Ах, - пробормотал старый друг, - если бы… Идемте, мой принц. Вы прекрасны, как белоснежный ангел, а ангелы всегда прилетают вовремя.

И начался бал, и окна были распахнуты - на сей раз для танцев отвели зал в новом крыле, а не в старом, где потолок, того и гляди, на голову рухнет, - и из окон было видно море. Над ним парила легкая дымка, предвещавшая хорошую погоду и дальше. Шагая по сверкающему полу под руку с Леокадией, Рамиро наконец-то смог широко улыбнуться. Ему казалось, что он давно не чувствовал себя столь легко; да, впрочем, так оно и было.

Касание шелка, рука Леокадии в длинной перчатке - в его руке; развившийся локон, порхающий у ее щеки; жаркий влажный блеск глаз; мгновения, которые тают, словно мороженое. И волнующий смех, и летящие шаги танца, и шелест юбок, и ощущение прикосновения к вечному, когда держишь за руку красивую женщину.

Первым танцем, традиционно открывавшим все балы в Маравийосе, был ремолино - островной вариант сарабанды, чуть быстрее, чем его танцевали на материке, и чуть более головокружительный. Приходилось много кружиться, а потому мир после ремолино всегда напоминал карусель. Рамиро и Леокадия остановились, чтобы передохнуть, и слуга тут же поднес им бокалы с ледяным игристым вином.

- Как я люблю этот день! - Грудь Леокадии вздымалась, дыхание было прерывистым. - Несмотря на проповеди кардинала, которые раньше казались мне безумно занудными.

- А теперь?

- А теперь я понимаю, что ничто не произносится просто так. Особенно если это говорит кардинал де Пенья.

- Ты мудрая женщина, Леокадия. - Рамиро отвел локон от ее щеки, нечаянно коснувшись гладкой кожи.

- А ты - хитрец, каких поискать! - Она положила ладонь ему на грудь, нарушая все правила приличия, и словно тронула сердце. - Как будто я не знаю, о чем ты молился сегодня в соборе. И сколько ты сделал для этого праздника. Только отец полагает, что все вершится само собой.

Леокадия всегда называла Альваро отцом - может быть, потому, что своего плохо помнила, а может - потому, что Дорита велела. Рамиро предпочитал не вникать.

- Обычно все вершится без моего участия. Но да, нынешнюю смету составлял я.

- Знаю, ведь я присутствую на заседаниях совета. Ты просто забываешь, что я сижу там, на галерее.

Рамиро мягко взял ее за руку, чтобы Леокадия не держала ладонь у него на груди.

- Я помню.

- Ничего ты не помнишь, - буркнула она и тут же сверкнула кому-то улыбкой: - Ах, сеньор Жименес! Я рада вас видеть!

Рамиро отпустил ее танцевать, а сам остался у окна, медленно потягивая вино и ощущая виноградный вкус на языке. Из окна открывался прекрасный вид на дворцовую площадь, огороженную высокими стенами. Они остались еще со времен Средневековья и надежно защищали замок от вторжения. Сейчас, правда, ворота были распахнуты, и любой горожанин мог войти внутрь, чтобы послушать музыку, разносившуюся на всю округу. Во дворе находилось немало людей. Рамиро смотрел, как они ходят, переговариваются, задирают головы, прислушиваясь; кое-кто держал на плечах детей. Словно охапку цветов рассыпали по площади, на которой была плитками выложена картинка - громадный герб Фасинадо.

Рамиро поставил пустой бокал на подоконник и отправился танцевать с королевой.