Королевский выкуп. Последний рубеж

«Куда лучше прослыть жестоким, чем бессильным», – язвительно подумал он и обернулся на звук шагов. В нескольких футах от него стояла сестра. Принц не ожидал увидеть Джоанну в Лизье и не обрадовался, что она стала свидетельницей его публичного унижения, поскольку они хорошо ладили в детстве. Воспоминания о позоре были так свежи, что его самообладание наконец дало трещину.

– Если ты пришла пожалеть меня, мне этого не нужно!

– Хорошо, потому как я не думаю, что ты заслуживаешь сочувствия.

Они молча смотрели друг на друга. Джон сразу узнал сестру, как только увидел ее на помосте, хотя прошло почти двадцать лет. Красивая девочка превратилась в красивую женщину, которая, наряду с их матерью и половиной христианского мира, считала, что его братец Ричард способен ходить по воде. Отношения Джона с семьей всегда были неустойчивыми, исполненными двусмысленности и неопределенности. Даже до того, как позор и заточение стерли ее из его жизни, мать была для него лишь прекрасной незнакомкой. Его миром правил отец, внушавший мальчику, которым Джон когда-то был, трепет, восхищение и страх. Братья были намного – на одиннадцать, девять и восемь лет – старше его, и будто жили на каком-то далеком берегу, оставив младшего цепляться за крошечный островок отцовской благосклонности. Островок, рискующий в любую минут затонуть в бурливом анжуйском море. Только с Джоанной было просто – до тех пор, пока ее не выдали замуж за короля Сицилии, лишив Джона единственного друга детства.

– Восемнадцать лет… Нам нужно многое узнать друг о друге, – сказал он, стараясь казаться спокойным и даже беспечным. – Я начну. Единственная женитьба, ни одного ребенка, рожденного в браке, и несколько вне оного, два предательства и одно очень прилюдное помилование.

Джоанну не обманул его беззаботный тон.

– А у меня брак, материнство и вдовство.

Джон удивил ее, отбросив свой щит сарказма, из-за которого появился на миг тот самый брат, которого она помнила.

– Мне следовало написать тебе, когда твой сын умер, Джоанна.

– Тебе не было и пятнадцати, Джонни.

– Все равно, я должен был написать. – Он подошел ближе к ней, выйдя из тени на лунный свет. – Почему ты пошла за мной в сад?

Джоанна подумала, как странно видеть зелено-золотистые глаза матери на другом лице.

– Ты помнишь, как я называла тебя, когда мы ссорились? Котик Джонни. Ты всегда совал нос туда, куда не следовало.

– Помню, – ответил он со слабым намеком на улыбку. – Мне это никогда не нравилось.

– Я не могла не вспомнить об этом, глядя на вас с Ричардом в большом зале. Сарацинская пословица гласит, что у кошки семь жизней. Ты поставил на кон седьмую, Котик Джонни. Ты это понимаешь?

– Черт, Джоанна, конечно понимаю!

Она не обратила внимания на вспышку этого оборонительного гнева.

– Слава Богу, коли так, – серьезно сказала женщина. – Я боялась, что ты не поймешь. Я знаю Ричарда, и знаю, что он больше не простит тебя, Джонни. Следующий раз станет для тебя последним. Ради себя самого – ради всех нас – я надеюсь, что ты этого не забудешь.

Джоанна подошла ближе и поцеловала брата в щеку. Чувствуя себя так, будто попрощалась с детством, она повернулась и пошла обратно в большой зал, оставив его в саду одного. Джон стоял неподвижно, глядя ей вслед.

* * *

Одной из причин, из-за которых Ричард проявлял такое нетерпение покинуть Портсмут, было известие, что французский король обложил осадой Верней, стратегически выгодно расположенный замок. Такую потерю Львиное Сердце допустить не мог. Уверенный в скорой помощи короля, гарнизон презрительно отверг требование Филиппа о сдаче; воины насмехались над Капетом с парапета и нарисовали нелицеприятную карикатуру на него на стене замка. Ричард собирался двинуться под Верней, как только удастся примириться с Джоном, и в день своего отъезда порадовался прибытию Меркадье, этого пользующегося дурной славой капитана наемников. С гордостью носящий зловещий шрам, прорезавший неровную тропинку от скулы к подбородку и приподнявший в ухмылке уголок рта, обладатель глаз голодного ястреба, взгляд которого выдерживали немногие, этот хладнокровный сын юга заслужил такую репутацию в мясорубках на поле бое, что она соперничала с некоторыми легендами о короле, которому он служил. Ричарда печальная известность Меркадье не волновала, для него были важны его непререкаемая преданность и полное бесстрашие. Поэтому он встретил командира рутье настолько тепло, что это встревожило клириков, по мнению которых все наемники были безбожниками, а сам Меркадье являлся отродьем сатаны.

Ричард давал указания рыцарям, которым предстояло сопровождать Анну в Руан, Алиенору в Фонтевро, а Джоанну в Пуатье, когда обратил внимание на загадочный обмен репликами между Андре и Меркадье.

– Он с тобой? – спросил у наемника Андре.

Заметив недоуменный взгляд Ричарда, его кузен хитро улыбнулся:

– У нас для тебя сюрприз, сир. Ждет во дворе.