Королевское чудовище

Как-то она сидела в своей комнате и играла веселенькую танцевальную мелодию, но вдруг что-то заставило ее замедлить темп, и в песне внезапно обнаружились печальные пассажи. В итоге это была уже совсем другая мелодия, явно грустная, и теперь скрипка выплакивала свою печаль.

Файер прервалась, опустила ее на колени и долго смотрела, а потом прижала к груди, как ребенка, сама себе изумляясь.

Ей вспомнилось, как Кансрел подарил ей эту скрипку.

— Мне сказали, что у нее приятный звук, крошка, — сказал он, протягивая ей инструмент почти небрежно, словно это был совершеннейшей мусор и он не отдал за него целое состояние. Она взяла скрипку в руки, оценив по достоинству ее изящество, но понимая, что настоящая ценность зависит от тона и чувствительности, а в этом Кансрел ничего не смыслит. На пробу провела смычком по струнам. Скрипка тут же отозвалась, словно жаждала прикосновения, заговорила с ней нежным голосом, который Файер поняла и узнала.

В ее жизни появился новый друг.

Она не сумела скрыть от Кансрела своего удовольствия, и в нем тут же всколыхнулась радость.

— Ты восхитительна, Файер, — сказал он. — Ты удивляешь меня каждую секунду. Самое большое мое удовольствие — радовать тебя. Разве не странно? — он рассмеялся. — Тебе правда нравится, крошка?

Файер заставила себя оглянуться, увидеть стены и окна и вернуться в настоящее. Она сидела в кресле в своей комнате. День догорал. Скоро Арчер вернется с полей, где помогает пахарям. Возможно, у него есть новости о лучнике, которого ищут днем и ночью. Или, может, Брокер получил от Роэн письмо с рассказом о Мидогге и Маргде, или Гентиане, или Бригане, или, может, Нэше.

Она нашла лук и колчан и, стряхнув воспоминания как волосы с плеч, вышла из дома, чтобы найти Арчера и Брокера.

Новостей не было. Писем тоже.

У Файер минуло одно женское кровотечение со всеми сопутствующими болями и унижениями. Потом прошло второе. Это был своеобразный способ отмерять время — все и в ее доме, и в доме Арчера, и даже в городе знали, почему она иногда выходит на улицу лишь в окружении стражей. Ее кровотечения были общественным явлением и не давали забыть о том, как ползут недели. Приближалось лето. Земледельцы ждали, когда картофель и морковь наконец освоятся в каменистой почве.

Уроки продолжались как обычно.

— Остановитесь, пожалуйста, — взмолилась она однажды на уроке в доме Триллинга, прерывая оглушительную какофонию флейт и рожков. — Давайте попробуем еще раз с начала страницы. И, Троттер, — она повернулась к старшему из мальчиков, — постарайся не дуть так сильно. Я уверена, визжащий звук получается как раз от этого. Хорошо? Готовы?

Пытки с увлечением возобновились. «Где мое терпение? — спрашивала себя Файер. — Где мое чувство юмора? Ведь раньше мне нравились такие вот трудности. Раньше я любила этих детей».

Файер была несправедлива к себе — детей она по-прежнему любила. Дети были одной из ее маленьких радостей, даже когда они вели себя друг с другом как изверги и пытались что-то скрыть от нее — свою лень, например, или иногда талант. Дети были умны и покладисты, а время и терпение делали их сильными и учили не бояться ее и не обожать слишком слепо. И горести их были ей знакомы и дороги.

Но она знала, что в конце дня их придется вернуть родителям. «Это не мои дети, — думала Файер, — кто-то другой кормит их и рассказывает им сказки. У меня никогда не будет детей. Я застряла в этом городе, где ничего не происходит и никогда ничего не произойдет и где нет никаких новостей. Я потеряла покой настолько, что могла бы сейчас вырвать у Реннера его кошмарную флейту и сломать о его голову».

Она приложила ладонь к собственной голове и тщательно удостоверилась, что второй сын Триллинга не почувствовал ее мыслей.

Нужно снова обрести покой. На что я вообще надеюсь? На еще одно убийство в лесу? На то, что к нам заявятся Мидогг и Маргда со своими пиратами? Или нападет стая волков-чудовищ?

Хватит мечтать о том, чтобы что-нибудь случилось. Потому что в конце концов что-то все-таки случится, и вот когда оно случится, я обязательно пожалею.

На следующий день, когда Файер шла по дороге от своего дома к Арчеру с колчаном на спине и луком в руке, с задней террасы дома Арчера ее окликнул один из воинов.

— Леди Файер, может, сыграем рил?

Это был Крелл, тот самый стражник, которого она заморочила той ночью, когда не сумела забраться к себе в спальню по дереву. Он знал толк в игре на флейте и теперь предлагал спасти ее от отчаяния и метаний.

— О боже, да, давай, — ответила она. — Погоди, я только возьму скрипку.

Рил в дуэте с Креллом всегда походил на соревнование. Они играли по очереди, бросая друг другу вызов, придумывая пассажи, которые партнер должен был подхватить и развить. Они держались в ритме, но плавно ускорялись до такой степени, что в итоге на то, чтобы не отстать, уходило все внимание и все силы. Игра выходила достойная публики — так и сегодня на задней террасе в ожидании концерта появились Брокер и несколько воинов.