Бриган ушел — видимо, чтобы исполнить совет Файер, — и она осталась в одиночестве раздумывать над таинственным мальчиком. Правый глаз у него был серый, а левый — красный, что уже само по себе было странно. Волосы золотистые, как пшеница, кожа светлая, на вид — лет десять-одиннадцать. Может, он пиккиец? Мальчишка сидел к ней лицом, держа на коленях какого-то грызуна — кажется, мышь-чудовище с мерцающей золотой шерсткой — и обвязывал ему шнур вокруг шеи. Почему-то Файер точно знала, что этот зверек ему не принадлежит.
Он слишком сильно затянул шнур, и мышь задергала лапками. «Прекрати», — яростно подумала Файер, целясь мыслью в странное нечто, заменявшее ему разум.
Мальчик немедленно ослабил узел. Мышь лежала у него на коленях, с трудом пытаясь отдышаться. Улыбнувшись, он встал и подошел к Файер.
— Ему не больно, — сказал он. — Мы просто играем в удушение, это весело.
Его слова со скрежетом проехались по ее барабанным перепонкам и, кажется, по самому Мозгу. Это было ужасно, словно крик хищной птицы, и ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не закрыть уши ладонями. И все же, когда Файер попыталась вспомнить, как звучал его голос, то не смогла обнаружить В нем ничего необычного и неприятного.
Она посмотрела на него холодным взглядом, чтобы не выдать своего недоумения.
— Играете в удушение? Весело от этого только тебе, и это ненормальное веселье.
Он снова улыбнулся. Эта кривая, красноглазая улыбка почему-то выводила из равновесия.
— Разве это ненормально — хотеть" обладать властью?
— Над беззащитным, испуганным зверьком? Отпусти его.
— Остальные поверили, когда я сказал, что ему не больно, — сказал мальчик, — но вы разгадали. К тому же вы очень красивая. Так что пусть будет так, как вы хотите.
Наклонившись к земле, он опустил руки, и маленькое чудовище, сверкнув напоследок золотом, скрылось в корнях дерева.
— Интересные у вас шрамы на шее, — заметил он, выпрямляясь. — Что вас так поцарапало?
— Тебя это не касается, — отрезала Файер, под его тяжелым взглядом поправляя платок так, чтобы он прикрывал шрамы.
— Рад, что получилось поболтать с вами, — сказал он. — Я уже довольно давно этого хотел. Вы даже лучше, чем я ожидал.
С этими словами он развернулся и покинул двор.
Какой неприятный мальчик.
Никогда раньше не случалось такого, чтобы Файер не могла составить себе образ чьего-либо сознания. Даже разум Бригана, куда ей ходу не было, давал возможность представить, как он выглядит и какие в нем стоят барьеры для восприятия. Даже туманный лучник и стражники — она не могла объяснить, что с ними, но все равно ощущала их.
Разум этого мальчика был все равно что полчище кривых зеркал, которые отражаются друг в друге — все искажено и неправдоподобно, чувства заходят в тупик, ничего не понять и не вызнать. У нее не получалось взглянуть на него прямо, очертить хотя бы силуэт.
После того как мальчишка ушел, она некоторое время обдумывала все это; именно поэтому ей понадобилось так много времени, чтобы додуматься опросить детей, с которыми он разговаривал — тех, кто поверил его словам. Умы их были пусты и затуманены.
Файер никак не удавалось понять, что представляет из себя этот туман, но теперь она была уверена, что нашла источник.
К тому времени, как стало ясно, что его нельзя вот так отпускать, солнце стало клониться за горизонт, жеребец был куплен, а мальчик уже исчез со двора.
Глава двадцатая
В тот же день у них появились сведения, заставившие всех позабыть о юном помощнике Каттера.
Был поздний вечер. Спустившись в конюшни, Файер почувствовала, что во дворец из города возвращается Арчер. Обычно ей не удалось бы так ясно его почуять, не концентрируясь специально, но в этот раз разум его был открыт, словно у младенца — он определенно очень торопился поговорить с ней, а еще был слегка нетрезв.
Файер только-только начала чистить Малыша, который закрыл глаза и от блаженства закапывал слюнями пол в стойле. Ей не особо сильно хотелось видеть Арчера, особенно взволнованного и пьяного. Она послала ему мысль: «Поговорим, когда протрезвеешь».
Через несколько часов Файер, привычно сопровождаемая шестью стражами, прошла по лабиринту коридоров от своих покоев к комнатам Арчера. Но перед его дверью в замешательстве остановилась, почувствовав за нею разум Милы, у которой сегодня был свободный вечер.
Мысли Файер засуетились в поисках объяснений — каких угодно объяснений, кроме очевидного. Но разум Милы был открыт, как и все, даже самые крепкие, в такие моменты, какой Мила переживала прямо сейчас по другую сторону двери, и на Файер нахлынули воспоминания о том, как красива и очаровательна ее юная охранница и сколько у Арчера было возможностей положить на нее глаз.
Файер молча стояла перед покоями Арчера, ее била дрожь. Он совершенно точно никогда еще не злил ее так сильно.