Королевское правосудие (Хроники Короля Келсона II)

Плечи короля покрывала темно-красная шелковая мантия, которая едва скрывала его доспехи, на которых красовался гвинеддский лев, и когда Келсон начал подниматься по лестнице, ведущей от двора к распахнутым в его ожидании двустворчатым дверям главного зала, его мантия затрепетала в жарком летнем воздухе. Внутри его поджидало всего лишь с десяток меарцев: естественно, сидевшая на троне в дальнем конце зала Кайтрина, которая, будучи одетой во все черное, с меарской короной на покрытой вуалью голове, выглядела ужасно одинокой и ранимой, да полдюжины престарелых дворян, которые вместе с оставшимися верными Кайтрине епископами, одетыми в лиловые сутаны, толпились по обе стороны от трона. Вдоль стен зала выстроилась охрана Келсона, а галереи заняли лучники, от которой веяло молчаливой, но ничуть не менее неотвратимой смертью.

"Внимание всем!" - прокричал глашатай Кайтрины. - "Его Королевское Величество, Верховный правитель Келсон Синил Рис Энтони Халдейн, милостию Божьей Король Гвинедда, правитель Перпл Марча... и правитель Меары."

Услышав последний титул, Келсон чуть не засмеялся от облегчения и, задержавшись в дверях, чтобы находившиеся в зале подготовились к его появлению, освободил свою ауру - правда, ослабив ее настолько, чтобы никто не смог понять, то ли это свет, вызванный его магией, то ли просто отсвет солнечного луча на драгоценных камнях его короны.

Прежде чем пройти в зал и встретиться с меарской претенденткой, он медленно, с достоинством, которого никто не мог даже ожидать от семнадцатилетнего парня, передал Моргану свой меч, снял шлем и, бросив в него небрежно снятые перчатки, передал его Дугалу. Он никак не ожидал, что она окажется такой маленькой и хрупкой. По его бокам шли Морган и Дугал, отставая от него на полшага, а за ними следовали Дункан, на голове котрого красовалась герцогская корона, и Кардиель, одевший епископскую митру. На обоих поверх доспехов были одеты епископские ризы. Джодрелл с пленниками остался снаружи.

Когда король и его свита подошли поближе, Кайтрина встала, а ее придворные и епископы напряженно-почтительно кланялись, когда король проходил мимо них. Подойдя к помосту, свита Келсона встала по обе стороны от трона, а Келсон, поднявшись по ступенькам, подошел к Кайтрине. Ее лицо, которое даже в молодости нельзя было назвать красивым, было искажено печалью, но, в то же время было полно достоинства, когда она, прижав свои тонкие руки к груди, опустилась перед ним на колени. Когда она сняла с себя корону и протянула ее Келсону, глаза ее страстно полыхнули, но она даже не вздрогнула, когда он взял у нее корону.

Когда корона перешла из рук в руки, Кардиель подошел поближе к королю, и Келсон передал корону ему, слегка повернувшись, чтобы архиепископ мог возложить корону ему на голову. Келсон протянул Кайтрине руку, но она, прежде чем подняться на ноги без посторонней помощи, взяла край ризы Кардиеля и приложила его к своим губам. Дункан отвел ее в сторону, а Келсон, сев на трон Меары, забрал свой меч и положил его себе на колени. Свита его, поднявшись по ступенькам, встала по бокам трона.

В задней части зала, вместе с меарцами, присягнувшими на верность Келсону под Дорной, стояли гвинеддские бароны и офицеры, и когда Келсон посмотрел в их сторону, они встали напротив мятежных епископов и дворян. Когда в зале повисла неловкая тишина, Келсон не успел еще ничего сказать, из толпы епископов вышел Джудаель Меарский. Выйдя вперед, он сбросил свои ризы, оставшись не в лиловом епископском одеянии, а в монашеской рясе из домотканого полотна, и босым. У подножия ступеней, ведущих на помост, он, опустив лицо к сжатым рукам, упал на колени, но когда он поднял взгляд, чтобы посмотреть на Келсона, лицо его ясно говорило о том, что он хорошо знает, какая участь ждет его.

"Мой король," - сказал он, и голос его услышали все находившиеся в зале, - "я, Джудаель Майкл Ричард Джолион МакДоналд, епископ Ратаркинский и наследный правитель Меары, отказываюсь от любых требований независимости Меары и признаю Вас своим законным правителем. Я предаю себя на суд Вашего Величества, прошу прощения за совершенное мною и клянусь ни словом, ни делом не причинять Вам никакого вреда. Я прошу, если в Вашем сердце осталось место для милосердия, позволить мне прожить оставшиеся мне дни в заключении а каком-нибудь монастыре, ибо я никогда не жаждал себе короны, а если это невозможно, я готов принять любую участь, которую Ваше Величество сочтет соответствующей моим преступлениям. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, Аминь."